Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! - Екатерина Ильинская

глаза, удивляясь подобному самомнению. Заоблачному самомнению. — Но раз вы не хотите выходить замуж и закрывать салон, то этот вариант придётся отложить, и надеяться, что другие меры вашей защиты будут не менее эффективны. Или что мэр поменяет свои планы в отношении вас.

— Вы серьезно считаете, что я бы в здравом уме приняла предложение от человека, обвиняющего меня в шарлатанстве?

— Вы серьёзно считаете, что я бы сделал предложение обманщице? — парировал Хантли, и поставил меня своим ответом в тупик. — Амелия, я успел убедиться в том, что вы удивительно честный человек, который просто по-своему заблуждается в некоторых вещах.

Заблуждаюсь⁈ Щеки вспыхнули, руки сжались в кулаки, а я набрала в грудь воздуха, чтобы высказать всё, что думаю о подобном заявлении.

— Или, может, это я заблуждаюсь?

— Конечно, вы, — выдохнула я вместо ругательств и разжала кулаки. В последний раз я дралась лет в восемь, и больше не хотела возвращаться к подобному поведению. Я не буду бить Хантли. Не буду. К тому же у него, кажется, появилась здравая мысль. Но как же это всё злило!

— Тогда, может, каждый из нас попробует доказать другому свою точку зрения? Так мы и разрешим наши противоречия.

— Каким же образом? Слов вы не понимаете, эксперимент вас не убедил… — Хотя я продолжала злиться, во мне проснулось любопытство. Как Хантли собирался разрушить стену непонимания, стоящую между нами?

— Убедить вас, что любое будущее — лишь череда случайностей в совокупности с последствиями принятых решений у меня не получится… — начал он, а я снова вскипела.

— Ещё одно слово, и мой кофе «совершенно случайно» окажется у вас за шиворотом! И не надо быть предсказателем, чтобы это предвидеть!

— Поэтому я расскажу о вашем прошлом, — как ни в чём ни бывало продолжил журналист. — Побуду гадалкой для вас. И вы тоже можете рассказать о моём прошлом.

— Вы маг, а не гадалка! Вы что с ума сошли, господин Хантли? — Это предложение просто не укладывалось у меня в голове. Я вообще не поняла, что он мне предлагает.

— Я сейчас всё объясню, только не злитесь, Амелия. А то мне придётся вас целовать, но, боюсь, эффект снова будет далёк от ожидаемого.

Я сжала зубы и шумно выдохнула через нос, словно мифический огнедышащий лис. Вот зачем он это сказал? Что ж, пришёл мой черёд задавать неудобные вопросы.

— И как многих девушек вы успокаивали подобным образом?

— Вы единственная, и сразу такая неудача, представляете? — Эрнет наклонился ко мне, словно делился большим секретом, а потом ещё и улыбнулся.

Единственная? Это сразу сильно уменьшило мою обиду, хотя я продолжала хмуриться и делать вид, что злюсь.

— Но в связи с тем, что я человек публичный, при мне часто применяли этот способ, и он казался вполне рабочим. Что ж, не все гипотезы подтверждаются на практике.

Я не сдержалась и засмеялась, представив, как Хантли проверяет гипотезу на случайных девушках, а потом с самым серьёзным видом, потирая горящую после пощёчины скулу, записывает результаты в блокнот. Надо же, оказывается, у Эрнета есть чувство юмора, которое раньше он тщательно скрывал.

— В следующий раз буду вас смешить, а не целовать, это работает лучше.

На лице журналиста появилось такое выражение, будто он мной любовался. На секунду я почувствовала себя редким цветком, драгоценностью, единственной и неповторимой. И попыталась вспомнить, а почему я ему отказала. Мыслей по этому поводу не было никаких, кроме смутного ощущения, что я сама дура. Кажется, он действительно разрушил стену непонимания между нами… Стена! Гадания! Брак по расчёту! Нет, я точно дура! Пара улыбок, шуток, а я уже всё забыла! И на Саюши это уже никак не свалить.

Глава 32

— Так что там за предложение? — Я сдвинула брови и попыталась выглядеть серьёзной. — Вы точно не гадалка, господин Хантли, и вряд ли можете что-то мне предсказать. А я не могу предсказать вам… Разве что вы воздержитесь от «действий личного характера». Но не думаю, что даже сбывшееся пророчество вас убедит.

— Вы правы, не убедит. И конечно, я не собираюсь удерживаться от «действий личного характера»… Но я не о будущем. Предлагаю посмотреть в прошлое. Гадалки же часто отвечают на вопросы об уже произошедших событиях, не так ли?

— Так. — Я кивнула. — Особенно часто об умерших родственниках и наследстве, но иногда и о собственном прошлом клиента, если есть какие-то сомнения.

— Что ж, тогда завтра и начнём. Я расскажу что-нибудь о вашем прошлом, а вы о моём.

— Но погодите, я не понимаю…

— Эт самое, госпожа Ковальд, я через окно вижу мужчину, который записан первым! — крикнул Джейк из приёмной, и мне пришлось проглотить свои возражения.

Хантли встал и подал руку. А я вдруг почувствовала себя школьницей, которую первый раз пригласили на танец на городском балу. Даже пальцы дрогнули от волнения, зато я сумела не покраснеть.

— До завтра, Амелия, хорошего дня.

Мы вышли из кухни, и я сразу же ушла в кабинет, а Эрнет остался поговорить с Джейком. Голос журналиста было хорошо слышно через приоткрытую дверь, но смысл слов я не улавливала — просто слушала, как меняется тон, как становится строгим, словно Эрнет что-то внушал мальчишке, как потом строгость разбавляют мягкие интонации.

Я вздрогнула, когда хлопнула входная дверь. Джейк тут же что-то весело затараторил, встречая клиента. Эрнет попрощался и вышел, а для меня день снова потерял всякие краски, закрутившись в бесцветном будничном водовороте.

Единственным событием, которое выбило меня из отстранённо-равнодушного состояния, был приход странной девицы, перекупившей место по записи у одной экзальтированной дамы. Уж не знаю, сколько было заплачено, но после этого визита, я попросила Джейка не пускать ко мне людей, пришедших вместо других. Даже если те другие замену подтверждали.

— Это вопрос жизни и смерти! — Ворвалась в кабинет ярко накрашенная русоволосая дамочка в чрезмерно обтягивающем платье, упала на стул и почти легла грудью на стол, демонстрируя внушительные… достоинства. На мужчин это зрелище наверняка производило сокрушительное впечатление. — Вы обязаны заставить его меня полюбить!

— Чьей смерти? Кого полюбить? — Я отпрянула от напора и испугалась, как бы девушка не полезла ко мне на стол.

— Его! Девеника Свона! — Посетительница засунула руку в лиф платья, достала оттуда помятую вырезку из