Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

– Я сказал бы, что Микеланджело не робкого десятка, – покачал головой живописец. – Мне кажется, он скорее боялся попасть под влияние Савонаролы, потому что так или иначе ни один из нас не остался безучастен к его учению. Взять хотя бы керамиста Андреа делла Роббиа: его два сына хотят подстричься у фра Джироламо в монахи. Или архитектора Симоне Поллайоло, прозванного Кронака, который так забил себе голову его проповедями, что ни о чём другом и слышать не хочет. Не говоря уже о многих других.

– А ты, маэстро Алессандро, как относишься к Савонароле?

– Видишь ли, мадонна, я не могу быть объективным, потому что недавние события коснулись слишком близко меня лично. С целью изгладить всякое воспоминание о жестокостях правления Медичи после их изгнания Совет десяти принял решение уничтожить мою фреску на стене Барджелло, где в тысяча семьдесят восьмом году по поручению Сеньории я изобразил всех членов семьи Пацци, повешенных за шею и за ноги, над дверью таможни сбоку от Палаццо.

– Впрочем, если тебе интересует моё мнение, то мне кажется, что учение Савонаролы – это просто болезнь, которой нужно переболеть, – заключил Боттичелли.

Вскоре, отложив в сторону набросок, он сказал:

– Пожалуй, на сегодня всё. У меня заболела спина.

Уже выйдя из мастерской, Лоренца, обращаясь к Джованне, задумчиво произнесла:

– Хотя маэстро Алессандро и кажется с виду податливым, на самом деле, в душе он не зависим ни от кого.

– И очень одинок, – добавила её подруга, – несмотря на множество друзей.

В это время её отец сказал монахине:

– Мы с мессиром Андреа ещё посидим в трактире, а вы, сестра, вместе с девушками и слугами ступайте домой.

– Мессир Роберто, разреши нам зайти на Старый рынок, – попросила Лоренца.

– Ну, хорошо, только не задерживайтесь там.

На рынке дочь Великолепного приобрела лёгкий ларь (кассоне) со сценой Благовещенья на крышке (темноволосый Архангел, протягивавший лилию Мадонне, немного походил на Амори де Сольё), и ещё кое-какие необходимые вещи. Когда же девушки добрались до ювелирного ряда, Лоренца столкнулась там с женихом Наннины.

– Как твои дела, Антонио? – поинтересовалась она.

– Я хочу тебе кое-что показать, мадонна, – неуверенно произнёс молодой человек, почему-то оглядевшись по сторонам.

После этих слов он неожиданно достал кошель, туго набитый монетами.

– Как к тебе попал мой омоньер? – изумилась Лоренца.

– Мне дала его Наннина. Она сказала, что это твой подарок нам на свадьбу.

– И ты ей поверил?

Ланди пожал плечами:

– Мне не у кого было узнать правду, потому что ты исчезла…

– Кошель действительно мой, – заглянув в омоньер, сказала девушка. – Что же касается денег, то в нём оставалось не больше дуката.

– Теперь я понимаю, что было действительно глупо верить ей, – Антонио махнул рукой. – Забирай всё, мадонна.

– Нет, я не могу взять эти деньги.

– Тогда раздай их бедным.

– А как же ваша свадьба с Нанниной?

– Её не будет. Я не согнутое дерево, чтобы по мне козы скакали.

Отойдя от навеса ювелира, Лоренца подумала, что если бы сеньор Джованни не пожалел денег на приданое своей племяннице, то всё, возможно, сложилось бы по-другому. Но когда она поделилась своими мыслями с Джованной, та ответила, что Антонио повезло, раз ему не досталась такая жена, как Наннина.

После того, как все покупки были сделаны, Лоренца решила заодно навестить д’Эворта. У входа в гостиницу она неожиданно встретила сеньора из Аржантана.

– Неужели это Вы, донна Лоренца? – радостно приветствовал её тот.

Представив ему свою подругу, дочь Великолепного зашла внутрь и попросила хозяина позвать Даниеля. Пока Бутти ходил за ним, девушки, сестра Августина и советник снова отправились в сад, так как в общем зале было слишком людно. Коммин завёл с монахиней разговор о флорентийских церквях.

– Чудесный город! Недаром его называют «цветком Италии», – выразил он своё восхищение красотами Флоренции.

– Как много ты знаешь о моём родном городе, мессир! – удивилась монахиня.

– Дело в том, сестра, что я уже бывал здесь. В первый раз это произошло в тысяча четыреста семьдесят восьмом году, вскоре после заговора Пацци. Король Людовик ХI (да упокоит Господь его душу) отправил меня в Милан просить в помощь флорентийцам солдат, которых мне охотно предоставили. Ну, а затем я приехал во Флоренцию и пробыл здесь месяц. Флорентийцы хорошо со мной обращались и взяли на себя все расходы. Причём в последний день ко мне относились лучше, чем в первый.

– Кстати, тогда я познакомился с твоим отцом, донна Джованна, – обратился затем советник к молодой Альбицци.

В ответ та мило улыбнулась ему:

– Мне тогда не исполнилось ещё и года.

– Но ты, вероятно, уже была прелестным ребенком, – Коммин явно поддался чарам подруги Лоренцы.

– Вовсе нет. По уверению моей кормилицы, я орала целые дни напролёт. Мои вопли мог спокойно выносить только отец. У матушки же сразу начинала болеть голова.

– А ты, Лоренца, тоже причиняла в детстве своим родителям много хлопот? – попыталась втянуть в разговор Джованна свою подругу.

– Нет, матушка, вернее, донна Флери, говорила, что я была очень спокойным ребёнком, – девушка снова ощутила горечь при мысли о том, что родная мать отдала её сразу после рождения.

В этот момент появился д’Эворт и советник пояснил ему:

– Я рассказывал о своей первой поездке во Флоренцию.

– Мессир Филипп, а ты был знаком с моей тётушкой? – ухватилась за его слова Джованна. – Она не успела тогда ещё уйти в монастырь и её звали донна Кларисса ди Биччи

Внезапно Лоренца заметила, что Даниель бросил тревожный взгляд на Коммина.

– Возможно, хотя я не помню её, – не моргнув глазом, ответил тот. – Дело в том, донна Джованна, что за всю мою жизнь мне приходилось встречать немало разных дам и девиц: красивых, уродливых и просто недурных.

– Может, тогда ты знал её подругу донну Марию де Риччи?

– Это моя крёстная, монсеньор, – поспешила присоединиться к разговору Лоренца. – Сейчас её зовут графиня де Сольё.

– Я прекрасно помню Вашу крёстную, мадемуазель де Нери, – после паузы ответил по-французски советник. – Потому что госпожа де Сольё принадлежит к тем женщинам, которых невозможно забыть, даже если очень захочешь.

– А я и не знала, что Вы были с ней знакомы.

– Почему был? Я до сих пор остаюсь