Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

– Все пошли слушать проповедь фра Джироламо, а я остался, так как знал, что ты придёшь, мессир Роберто, – сказал тот.

После чего добавил, как видно, специально для девушек:

– Добро пожаловать в мою Академию праздных!

На Лоренцу большое впечатление сразу произвели глаза Боттичелли – светло-янтарные с утомлённо приспущенными веками. Их взгляд был одновременно проницательным и каким-то ускользающим. Эта двойственность ощущалась во всём его облике: так, если верхняя губа живописца была капризно изогнута, то нижняя была прямая и твёрдая. Одет маэстро был по последней моде, в то время как его мастерскую загромождали в полнейшем беспорядке только начатые, а также уже готовые полотна. Причём на большинстве из них в образах мадонн и античных богинь угадывалась одна и та же молодая женщина со светло-рыжими волосами, полудетским лицом и загадочным взглядом прозрачных глаз. По-видимому, это была муза Боттичелли Симонетта Веспуччи.

Портрет Джованны художник выполнил на двух соединённых вместе кипарисовых досках. Свойственную ей порывистость он подчеркнул слегка разметавшимися локонами. Однако, верно передав нежные черты лица молодой Альбицци и её гибкую круглую шею, плавно переходившую в овальный вырез платья, Боттичелли, по мнению Лоренцы, придал излишнюю мечтательность взгляду её тёмно-карих, обращённых на зрителя глаз. Или она чего-то не разглядела в своей подруге?

Самой Джованне портрет очень понравился, как и мессиру Роберто. Пока они выражали свой восторг мастерством художника, тот поглядывал на Лоренцу, и, наконец, сказал, обращаясь к ней:

– Мне кажется, будто я уже рисовал тебя, мадонна.

– Нет, маэстро Алессандро. Я совсем недавно приехала из Франции.

Боттичелли нахмурился:

– И всё же, у меня прекрасная память на лица.

– У моей подруги есть такая особенность: её внешность кажется многим знакомой, – успокоила его Джованна.

– В таком случае, не согласилась бы ты, мадонна, позировать мне? – неожиданно предложил живописец дочери Великолепного.

– Для портрета?

– Можно и для портрета, – кивнул Боттичелли. – Но вообще твоё лицо нужно мне для одной картины.

– А что это за картина?

– Я хочу написать её для моего друга сеньора Антонио Сеньи, учёного знатока античности, поэтому сюжет заимствован из трактата Лукиана «О клевете». Так, Лукиан повествует, что некий Антифий, завистливый соперник, оклеветал перед правителем Птоломеем художника Апеллеса, обвинив его в заговоре против царя. Апеллесу с большим трудом удалось доказать свою невиновность и тогда в назидание своим судьям он написал картину, в которой в ряде живых персонажей изобразил всю историю незаслуженно оклеветанного. Эта идея вдохновила меня и я хочу так и назвать мою картину «Клевета».

– А кого будет изображать там моя подруга? – поинтересовалась Джованна.

– Конечно же, главный образ, то есть саму Клевету.

– Я не уверена, что подойду для этого, маэстро, – попробовала отказаться дочь Великолепного.

– Почему же? Ведь моя Клевета должна быть самым юным и очаровательным существом среди всех персонажей. Иначе будет непонятно, как ей удаётся отвратить судей от справедливости и совести.

– Соглашайся, донна Лоренца, – поддержал художника мессир Роберто. – Позировать для картины Сандро – большая честь.

Пока Боттичелли искал картон, чтобы сделать предварительный набросок, в мастерскую вошёл ещё один посетитель.

– Да ведь это мессир Андреа Кавальканти, – сказал Альбицци, покосившись на дочь.

Та, вспыхнув, промолчала. Поздоровавшись, мужчины отошли к соседнему окну, а Джованна шепнула подруге:

– Это дядя Томмазо, в доме которого он живёт со дня смерти своих родителей.

– А что привело сюда сеньора Андреа?

– Не знаю…

– Если позволишь, донна Джованна, то я и тебя введу в картину, – эти слова принадлежали вернувшемуся с большим плотным листом художнику. – Ты прекрасно подходишь для фигуры Обмана.

– Благодарю тебя, маэстро, – не без юмора ответила флорентийка.

– А служанка могла бы позировать мне для Коварства, – добавил тот, указав на Катрин, которую Лоренца тоже взяла с собой. – Она и Обман являются помощницами Клеветы.

Усадив дочь Великолепного напротив окна, Боттичелли стал набрасывать на картоне её черты.

– Скажи, маэстро Алессандро, а почему ты назвал свою мастерскую Академией праздных? – поинтересовалась Лоренца, в то время как Джованна украдкой поглядывала на своего отца, беседовавшего с Кавальканти.

– По ассоциации с Академией платоников, которую основал в своё время Козимо Медичи. Надеюсь, ты слышала о ней, мадонна?

Девушка сдержанно кивнула.

– Некоторые считали платоников несколько помешанными из-за того, что они поклонялись бюсту древнего философа и возносили к нему молитвы, я же думаю, что они просто развлекались, как часто развлекаемся и мы с друзьями, устраивая пирушку и болтая обо всём на свете.

– Правда, – добавил Боттичелли, – мои друзья собираются здесь до сих пор, а вот Академия, где заправлял Фичино, по сути, распалась после смерти Великолепного.

– Почему? – выслушав множество мнений о своём отце, Лоренца хотела знать, что думает о нём и этот художник с лучистым взглядом.

– Потому что Лоренцо являлся, пожалуй, вдохновителем всего, что творилось тогда во Флоренции. Хотя в заседаниях платоников он принимал личное участие, его незримое присутствие ощущалось даже там, где его не было. Он являлся как бы связующим звеном между всеми. Когда же Великолепный умер, всё распалось. Взять хотя бы нас, живописцев. Из всех известных мастеров во Флоренции остались только мы с Гирландайо. Леонардо да Винчи уже несколько лет живёт в Милане. И молодой Буонаротти тоже недавно уехал…

– Как? Мы с тётушкой в августе видели его во дворце Медичи, а потом встретили в саду Сан-Марко.

– Микеланджело покинул Флоренцию ещё в октябре после случая с музыкантом Кардьером, его другом.

– А что с ним произошло?

– Этот самый Кардьер прекрасно импровизировал, аккомпанируя сам себе на лире и, пока жив был Лоренцо, являлся петь к нему каждый вечер. И вот месяц назад он пришёл смертельно бледный к Микеланджело и рассказал, что минувшей ночью ему явился Великолепный в изодранной чёрной мантии и ужасным голосом велел ему передать Пьеро, что тот вскоре будет изгнан из Флоренции. Микеланджело стал заклинать друга исполнить волю их благодетеля. И бедняга Кардьер поплёлся на виллу Кареджи, чтобы передать правителю предсказание призрака. На полдороге ему встретился Пьеро, возвращающийся в город со всем своим двором, и Кардьер остановил его.

– И что же правитель? – поинтересовалась Лоренца, которая уже догадалась, как была воспринята весть музыканта.

– Пьеро приказал бросить Кардьера в темницу. На Микеланджело же это так повлияло, что он уехал в Венецию.

– Возможно, он испугался