Дуэт с герцогом сирен - Элис Кова

При жизни эта душа принадлежала мужчине с длинными волосами, стянутыми в хвост на затылке, и редкой бородкой, почти такой же, как у моего отца. Однако одежда этого человека вышла из моды лет тридцать назад. Лишь однажды я стала свидетелем, как отец завязывал галстук подобным образом, и тот практически сдавливал шею…

Мысли испаряются. Вспоминаю, как отец возился с галстуком, глядя в зеркало. Я, которой едва исполнилось восемнадцать, поцеловала его в щеку, он улыбнулся и… пустота. Совершенно не помню, для чего он столь официально вырядился.

Дух с криком отшатывается, заставляя меня вернуться в настоящее. Скривившись от отвращения, он отплывает в сторону от испускаемого копьем света. На его лице написано все презрение мира – как будто мы виноваты, что его больше нет среди живых.

Впрочем, Ильрит и не думает сражаться дальше. Он устремляется прочь, все глубже погружаясь в заполненную гнилью пропасть. Двигаться приходится лишь при помощи хвоста, поскольку герцог ритмично постукивает копьем по ладони другой руки, и с каждым ударом вокруг нас вспыхивает свет, отпугивая монстров, скрывающихся в этом море смерти. Я вспоминаю колокол, с помощью которого мы отгоняли сирен. Его звон ненадолго прерывал их пение, давая нам возможность проплыть мимо.

– Виктория, тебе нужно спеть.

Я не колеблюсь, не запинаюсь. Так же, как всегда бывает в амфитеатре – как с Йенни. Теперь мои губы знают слова древних не хуже, чем руки – корабельные снасти. Главное, поменьше думать.

На миг прикрываю веки и немного ослабляю хватку на плечах Ильрита, держась теперь так, чтобы просто сохранить устойчивое положение. Изо рта вырывается первая низкая, почти рычащая нота. Ильрит подхватывает мелодию. Мы быстро подстраиваемся друг под друга, и от сладкозвучного сплетения наших голосов по спине бегут мурашки. Даже плывем мы теперь абсолютно синхронно.

В гармоничном ритме растворяется сознание, и я погружаюсь в воспоминания, которые начинают вспыхивать в мозгу в тот миг, как подыскиваю слова древних, уместные здесь и сейчас. Что-нибудь для защиты и направления… этого должно хватить. Выбираю нужное слово и чувствую, как в глубине сознания зарождается магия, поднимается от кончиков пальцев ног и разливается по телу, переполняя его до мучительной ломоты в костях, а за свое использование требует от чего-то отказаться. Я с радостью готова заплатить установленную цену, лишь бы мы оставались в безопасности. Отдаю на откуп магии самые старые воспоминания о Чарльзе, постепенно приближаясь к тем, что посвежее. Воскрешаю в памяти стылую ночь, когда мне пришлось самой постоянно звонить в колокол, поскольку мы ждали деталь для механизма. Я так вымоталась, что заснула прямо на лестнице, не сумев добраться до кровати. Чарльз как раз уехал – в очередной раз, а вернувшись, обнаружил, что колокол молчит…

Воспоминание развеивается.

«О чем я думала?»

Вот слово, которое мне нужно.

– Соло’ко… – выпеваю я, вкладывая магию, и копье Ильрита начинает светиться еще ярче.

Мы продолжаем спускаться, и петь становится все легче. Я открываю и закрываю рот, изображая вдох – как будто до сих пор способна дышать, и нас окружает сейчас воздух, а не бескрайняя толща воды, и пою я с помощью легких, а не посредством запечатленной на коже магии. Впрочем, я даже не ощущаю, как она движется по телу, да и самого тела практически не чувствую.

Проходящие через меня слова древних, как и свет Острия Рассвета, забирают все больше воспоминаний, оставляя в прошлом пробелы. Такова цена нашей безопасности, оплата за то, чтобы рассеять кажущийся непроницаемым мрак.

Волны света из копья Ильрита пробиваются сквозь тьму и сгустки гнили, и те отступают, издавая шипящие звуки – будто вода капает на раскаленное железо, вскипает пузырями и мгновенно высыхает. Издалека, вторя им, доносятся чьи-то крики.

Наконец герцог постепенно замедляет ход. Я распахиваю глаза – даже не помню, когда успела закрыть. Похоже, духи пока от нас отстали.

Свет копья выхватывает из темноты нечто отличное от воды и гнили. Здесь, глубоко под поверхностью моря, находится кольцо каменных колонн, окружающих вымощенный круг, в центре которого установлена пустая чаша. Неровное морское дно вокруг сооружения напоминает застывшие волны из песка и камня.

Нет… не волны. И нет здесь ни песка, ни камня. Это корни. Окаменевшие гигантские корни, покрытые темно-красной гнилью, которая сочится из трещин, похожих на гноящиеся раны.

Массивные, будто корабли, они пронизывают скалистые утесы, которые спускаются на дно глубокой долины, и обвивают одинокий каменный оазис, будто стараясь его поддержать. Или поглотить.

Должно быть, это корни Древа жизни, мертвые и гниющие в своей водной могиле.

Ильрит спускается все ниже, направляясь прямиком к кругу колонн, но вместо того, чтобы заплыть в сводчатый грот наверху, устремляется вниз, вдоль корней. Подавляя почти неодолимое желание к ним прикоснуться, теснее прижимаюсь к Ильриту. Проплыв под одной из арок каменного круга, он держит путь прямо к чаше, расположенной в центре подземного алтаря.

Вблизи она выглядит намного больше. При желании я бы вполне могла свернуться в ней калачиком. Но я по-прежнему цепляюсь за герцога. Ильрит погружает в большое чашеобразное сооружение наконечник копья, и я замечаю прилипшие к его коже пятна гнили, походящие на брызги крови. С кончика копья срываются призрачные ленты, которые, постепенно разматываясь, превращаются в покрытые листьями лозы, вырастающие со дна чаши. Они тянутся вверх с невероятной скоростью и вскоре вздымаются над краями, распускаются и сплетаются друг с другом, образуя в центре небольшое молодое деревце. Ильрита окутывает сияние, и красные пятна испаряются с его кожи, как роса под лучами утреннего солнца. Моего тела гниль даже не коснулась.

– Теперь здесь безопасно. Можешь расслабиться. – Он отплывает от каменной чаши и прислоняет копье к пьедесталу, на котором она стоит.

Пропев последнюю ноту, медленно разжимаю пальцы. Слегка отталкиваюсь от Ильрита и скольжу в сторону, рассматривая нависшую над нами пустоту. Свет призрачного дерева отвоевал небольшой кружок у темноты, но за его пределами практически ничего не видно. Если бы во время спуска я не заметила скалистые утесы по обе стороны от нас, то даже не поняла бы, что мы находимся на дне огромной впадины, да и вообще ничего не сумела бы сказать об этом месте.

Я сама себе сейчас представляюсь сломанным компасом, стрелка которого лишь вращается, не указывая направления. В глубине сознания эхом отдаются крики. Похоже, они доносятся со всех сторон. Начинает кружиться голова. Я покачиваюсь, внезапно переставая понимать, где верх. Впрочем, под водой нет ни верха, ни низа, не то что на суше.

Напоминаю себе, что знаю,