Хризолит и Бирюза - Мария Озера

Южное крыло особняка Винтерхальтеров встретило нас прохладным сквозняком, который скользил меж высоких дубовых панелей, потемневших от времени, и резных шкафов с витринами, где под стеклом мерцали старинные фарфоровые сервизы. Стук каблуков по паркету отзывался мягким, но настойчивым эхом, и казалось, что в этой тишине можно уловить даже дыхание за дальним углом.

— Скоро увидишь её комнату, — сказал Лоренц, не оборачиваясь и допивая последний глоток бренди. Пустой стакан он поставил на небольшой комод в коридоре. Своеобразный подарок горничным поместья. — Агнесс… умна, сообразительна, мозгов у неё хватает. Но что она хочет от жизни — я до конца не понимаю. После смерти матери она стала тихой, замкнутой, и я боюсь, что после смерти отца она совсем уйдёт в себя. Её сильный характер, кажется, ещё не обрел направление, и иногда это опасно для неё самой.

Он остановился у двери с резными панелями. Его пальцы скользнули по дереву, как будто ощупывая её тайны. Повернулся ко мне, лёгкая, едва заметная улыбка скользнула по губам.

— Готова? — спросил тихо, в глазах проблеск чего-то запретного, почти дерзкого.

Я улыбнулась ему в ответ, но эта улыбка мгновенно растаяла, когда за дверью раздался глухой, тяжёлый звук — как будто что-то деревянное раскололось надвое и упало. Сердце сжалось, и мне будто показалось, что сквозняк стал холоднее, пронизывая до костей.

Лоренц даже не сомневаясь резко дернул ручку и навалился на дверь всем телом. Она поддалась с протяжным скрипом, впуская нас в полумрак, где уже витала тревога, словно сама комната дышала ожиданием.

Глава XXII

Лоренц дернул дверь, и я почти упала вслед за ним, но его рука успела подхватить меня за локоть. Комната встретила нас взрывом красок и глухим запахом скипидара, смешанного с пряной ноткой чего-то едва уловимого.

Агнесс стояла посреди хаоса: мольберт уже лежал на полу, сломанный, а она метала кисти и тюбики с краской в стену, не разбирая, куда попадают. Каждое движение казалось одновременно яростным и грациозным, будто она танцевала в буре, а краски служили ей оружием и щитом одновременно.

— Агнесс! — крикнул Лоренц, но его голос едва пробивался сквозь треск ударов о стену.

Я замерла на месте, сердце билось как сумасшедшее. Она казалась совсем другой — не девочкой, которой я могла бы симпатизировать, а стихией, которую невозможно удержать. Свет от окна падал на её плечи и лицо, бледное, с горящими глазами, и я вдруг поняла, что за её хаосом скрывается не только гнев, но и страх.

— Что ты… что ты делаешь?! — Лоренц сделал шаг вперед, стараясь удержать её, но она отскочила, словно почувствовав его приближение.

Я медленно подалась ближе, осторожно подбирая взглядом падающие тюбики и кисти, боясь сделать хоть шаг неверно. Агнесс будто уловила моё присутствие и на мгновение остановилась, глядя на меня. В её глазах мелькнула смесь вызова, злости и… чего-то почти человеческого, скрытого под этим масляным вихрем.

Пока граф пытался узнать, что произошло, мой взгляд зацепился за другое, игнорируя визуальный вызов молодой княжны. Среди искалеченных картин, словно выброшенное в пепелище, лежало полотно. На нём — мужской портрет. Половина лица была залита густой, чёрной, блестящей на свету краской. Но глаза… Эти глаза я узнала бы даже через годы, даже встретив их в иной жизни.

Глаза, покрасневшие и влажные, словно человек на полотне только что заплакал. Я опустилась на колени, осторожно взяла портрет в руки. Краска ещё не высохла, несколько моих пальцев моментально окрасились в чёрный цвет, но я не обратила внимания. Никогда прежде я не видела Нивара в подобном состоянии, и от этого в груди защемило. Чем дольше я всматривалась, тем сильнее ощущала, как в висках начинает стучать, а в животе поднимается тяжёлая тошнота. Голова закружилась, дыхание стало рваным.

С пальцев выскользнула тяжёлая деревянная рама, полотно с глухим грохотом упало на пол.

— …лия! Офелия!

Звук вдруг исказился, превратился в мерзкий, режущий уши звон, от которого виски словно сжало в тисках. Я попыталась разлепить веки, прищурилась — как человек, внезапно вышедший из тьмы в ослепительный свет. Надо мной склонилось лицо Лоренца, бледное и тревожное. Я лежала, положив голову ему на колени, а его руки осторожно поддерживали меня за плечи.

Я что-то пробормотала, сама не поняв слов, и попыталась приподняться. Но резкая боль пронзила череп, и я бессильно опустилась обратно. На его коленях было тепло, и сейчас это тепло казалось единственным, что удерживало меня от падения в пустоту.

— Осторожно, — сказал он мягко, но твёрдо.

Я глубоко вдохнула, пытаясь прогнать нарастающее, тягучее давление в висках. Лоренц не сводил с меня внимательного взгляда; в его янтарных глазах плескалось беспокойство, смешанное с чем-то почти неуловимым — заботой, которую он не пытался скрыть. Вокруг стояла густая, тревожная тишина, лишь издалека как будто доносился странный, резкий звук, похожий на призрачный шёпот, пробирающийся сквозь стены.

Его ладонь мягко легла мне на лоб — движение осторожное, словно он опасался, что его предположение о том, что у меня жар, может подтвердиться. Однако, не обнаружив избыточной температуры, он поддержал меня под локоть и помог сесть на диван с высокой резной спинкой.

— Что случилось? — спросил он, чуть наклонившись, так что в голосе зазвучала неподдельная тревога.

— Не знаю, — выдохнула я, едва удерживая взгляд, — голова раскалывается… и всё плывёт.

Я глубоко вдохнула, пытаясь прийти в себя, но в нос ударил странный запах, который я почувствовала по пути сюда. Горьковатый, терпкий, как дым от редких трав.

— Ты не чувствуешь запах? — прошептала я, пытаясь различить его среди потоков свежего воздуха из приоткрытых окон, от которых потянуло небольшим сквозняком от открытой двери. — Что-то… странное…

Лоренц тоже принюхался, чуть нахмурился, но только пожал плечами.

— Мне кажется, ничего необычного.

Я чуть наклонилась к углу рядом с диваном, в котором у Агнесс стояли свежие картины. Мне казалось, что масляная краска на холстах Агнесс пахла иначе — резковато, с едва уловимой сладостью. И чем дольше я находилась рядом, тем сильнее затуманивались мысли. Будто сами мазки на полотне вились дымкой, проникая в сознание, вытесняя реальность.

В этот момент в комнату почти вбежала Агнесс, держа в руках небольшой медный тазик с водой и сложенным полотенцем. На её щеках ещё горел румянец от поспешности, но, когда Лоренц без лишних слов взял у неё ткань, её лицо будто застыло.

Он смочил полотенце и осторожно приложил к моему лбу и шее. Прохладная влага обожгла кожу, но тут же принесла