Девушка из другой эпохи - Фелиция Кингсли

Поддавшись порыву, когда он тянет меня за собой на кровать, я опускаюсь сверху.

– Чертова рана, – рычит он сквозь сжатые зубы.

– Если тебе больно, я подвинусь.

Но он не позволяет, сжимая меня в объятиях.

– Даже не пытайся отодвинуться от меня.

– У тебя сейчас не хватит сил побежать за мной, – подшучиваю я.

– Но вполне хватит, чтобы сделать так. – И он рывком меняет нас местами. Я оказываюсь на спине, а Рид сверху, опираясь на руки по обе стороны от меня. Он наклоняется и целует каждый миллиметр кожи, которую открывает платье, от плеча к шее, под ухом, поцелуями прослеживает линию челюсти и наконец касается губ, которые сейчас уже не могут обойтись без него.

И не только без его губ.

Мне необходимо чувствовать его тело сверху, необходимо касаться обнаженной кожи, необходимо…

– Э-э… прошу прощения. – Возвращение Азмаля прерывает нашу идиллию. Он входит в комнату, протягивая Риду бокал с дымящимся напитком. – Как друг я не могу не радоваться, что вы… все прояснили, и я бы посоветовал вам продолжить «прояснять». Но как твой врач я все же советую быть осторожнее и воздержаться от физической активности еще несколько дней, или швы разойдутся.

– Но ты же потом мне их и поправишь, – шутит Рид, делая глоток. – Эта штука просто отвратительна.

– Допивай, это обезболивающее. – Азмаль снова выходит, напоследок сказав: – Оставляю тебя в руках Ребекки.

– Лучше в ее, чем в твоих, – кричит ему вслед Рид.

– Не беспокойтесь обо мне, ситуация вовсе не неловкая, – замечаю я.

– Азмаль для меня больше чем брат. Я, он и Сунь-И были изгоями, а теперь мы семья, которая выбрала друг друга. Они никогда не поставят тебя в неловкое положение.

– Так что же, – говорю я, гладя его грудь и прослеживая пальцем волнистые линии татуировок. – Больше никаких поцелуев?

– Ты шутишь? Мы только начали. Надо просто пересмотреть планы.

– Планы? О каких планах ты говоришь?

Рид медленно поднимает подол моего платья, открывая бедра. Долго смотрит, а потом издает тяжелый вздох.

– Ничего из того, что я мог бы объяснить словами. – Он снова склоняется надо мной и указательным пальцем приподнимает мой подбородок. – На чем нас прервали?

– Примерно… – кончиком языка я касаюсь его нижней губы, – на этом.

Одного поцелуя мне не хватает, и двух, и даже трех, мне нужно больше – и ему тоже.

– Твой кузен не обрадовался бы, узнав, где ты и чем сейчас занимаешься, – шутит Рид, не переставая меня целовать.

– Но он же не знает.

Хотя я и стараюсь касаться его бережно, у Рида вырываются стоны боли, а следом и ругательства.

– Господи, – шипит он, падая на постель и прижимая рану рукой. – Будь проклята душа того ублюдочного сукиного сына, который это сделал.

– По шкале от одного до десяти насколько тебе больно?

– Мне бы хотелось с героическим видом сказать, что один.

– Тебе не нужно строить из себя героя. Я видела рану, было бы странно, если бы она не болела. – Я поправляю ему повязку, которая от всех наших поцелуев немного сбилась. – Хочешь, попрошу у Азмаля еще лекарство?

– Не думаю, что он сможет еще что-то сделать.

– Я бы хотела тебе помочь, но просто не знаю… – Идея! На самом деле я знаю как. Спрыгиваю с кровати. – Я скоро!

– Ты куда?

– Нужно кое-что взять из комнаты.

Я тихонько перебираюсь к себе и так же возвращаюсь, забрав из своего набора на экстренный случай таблетницу, которую всегда ношу с собой.

– Вот и я, – сообщаю я Риду. Поправляю подушки, подкладывая их побольше ему под спину, чтобы было удобнее. – Держи, выпей, – говорю я, выдавливая одну таблетку из упаковки.

– Что это? – спрашивает он, разглядывая белую пастилку.

Дар божий, который не будут использовать по меньшей мере еще сто тридцать лет.

– Парацетамол: обезболивающее, лечит головную боль, зубную, боль в горле, в спине и в мышцах, облегчает симптомы простуды и еще понижает температуру, – объясняю я. – Также облегчает боль от менструации, но вряд ли тебе это интересно.

– Откуда это у тебя?

– Издалека… Давай, бери и пей, – уговариваю я, потянувшись к прикроватной тумбочке за графином с водой. – Подействует через двадцать минут.

Он без возражений делает, как я говорю, – выражение доверия, за которое надо отдать ему должное, – и протягивает руки ко мне:

– Иди сюда. Если ляжешь рядом, подействует быстрее.

Я устраиваюсь сбоку от него, положив голову ему на плечо, а руку на грудь, над раной:

– Вот так?

– Откуда ты? – неожиданно спрашивает он. – Теперь, когда ты знаешь все про меня, я хочу узнать все про тебя. – То, что за историей дебютантки, которая пишет детективные рассказы, скрывается что-то еще, я понял уже давно.

– Если я расскажу, обещаешь, что не сочтешь меня сумасшедшей? – с тревогой спрашиваю я, и желудок сжимается. – Потому что ничего более странного ты никогда не слышал.

– Если бы я не хотел об этом знать, то не спрашивал бы.

– Ладно. – Я с трудом сглатываю, набираю в грудь побольше воздуха, как будто мне предстоит прыгнуть в море с высоченной скалы. – Меня зовут Ребекка Шеридан, мне двадцать один год, я потеряла родителей, когда мне было восемнадцать, и я из Лондона. – Что ж, это было самое легкое. – Из Лондона будущего.

– Будущего? – Как я и ожидала, голос Рида звучит недоверчиво. – В каком смысле будущего?

– Того самого будущего. На самом деле тысяча восемьсот шестнадцатый год, который для тебя – настоящее, для меня – прошлое.

– Насколько давнее прошлое?

– Больше двухсот лет. – В комнате воцаряется тишина: Рид молчит, потому что раздумывает над тем, что только что услышал, а я жду его реакции.

Он озадаченно качает головой:

– Ты хочешь сказать, что ты… совершила путешествие во времени?

Я киваю.

– Я готов поверить тебе, но не хочу, чтобы ты дурачила меня. Откуда ты, Ребекка? – спрашивает он снова. – На самом деле.

– Боюсь, что, сколько бы ты ни спрашивал, ответ будет тот же, – уныло отвечаю я. – Но если ты мне не веришь, продолжать разговор бесполезно.

– Сделаем вид, что все так, как ты говоришь: и как ты попала из будущего в тысяча восемьсот шестнадцатый год?

– Вообще-то меня притащила сюда Гвенда Фэннинг.

– Женщина, которая работает в «Хэтчердс»? – спрашивает он еще более недоверчиво. – Хочешь, чтобы я поверил, что она колдунья или что-то в этом роде?

– Нет, вовсе наоборот: она ученая. Она профессор физики и высчитала координаты этого пространственно-временного портала между моим настоящим и девятнадцатым веком. Она привела меня сюда, когда мы были на исторической реконструкции в «Хэтчердс»… я просто