Беда - Никки Мэй

Они разговаривали три часа, пока Ченнинг Татум с компанией беззвучно мелькали на экране телевизора на заднем фоне. Они говорили о Кайоде (который, по словам Ронке, почти сделал ей предложение и пригласил в Лагос на Рождество, — а это значит, что Изобель ошиблась), о Бу (которая, как они обе согласились, превращается в ручную собачку Изобель), о папе Сими (который все разглагольствовал о семье Бабангари, но, к счастью, уже уехал домой).

И, конечно, они говорили о Мартине. Ронке по-прежнему считала, что Сими должна все ему рассказать, но Сими была иного мнения, а ей виднее. Ему незачем знать о беременности. Вообще ни к чему. Зато она будет честна с ним во всем остальном. Например, что она снова пьет таблетки (а то, что она отказывалась от них всего на четыре недели, знать необязательно) и хочет подождать, пока он окончательно не вернется и только потом попробует еще раз. Она признается, что передумала — спишет все на то, что так на нее повлияло одиночество. Про собеседование не расскажет. Зачем?

Кое в чем Ронке все же права: Мартин любит Сими, а Сими любит Мартина. Появится ребенок или нет — у них все будет хорошо. Она расскажет ему в Вермонте. Расскажет правду. Ну, точнее, большую ее часть.

Сими неделями мечтала о каникулах в Вермонте. Вот они с Мартином катаются на лыжах, будто в замедленной съемке — как в спортивной передаче на BBC. Звучит классная клубная музыка, взрывная и яркая, с гитарными переборами и оглушительными ударными, пока Сими спускается по склону в новой лыжной куртке от «Монклер», а за ней летит снег. Вообще-то, Сими плохо каталась на лыжах, но этот факт не портил картинку в ее фантазиях.

Она считала оставшиеся ночи, и вот настал момент встречи с Мартином. Но рейс задержали, и Сими опоздала на пересадку. Наконец, спустя шесть часов, она добралась до места отдыха — уставшая и обезвоженная. Курорт оправдывал свою славу: у домика были заснеженная крыша, высокое — в два раза больше обычного — окно, деревянная терраса и спа-бассейн. Внутри повсюду лежали оленьи шкуры, в камине горел огонь, а бутылка шампанского ожидала своего часа в ведре со льдом.

Не хватало только Мартина. Муж оставил радостную записку:

«Ты наверняка сильно вымоталась. Отдохни в спа. Вернусь к шести — не пропадать же снегу. Люблю тебя!»

Сими решила, идти в спа — все равно что упахаться на работе, поэтому просто приняла душ и голая залезла в кровать. Она все еще спала, когда спустя четыре часа Мартин улегся рядом с ней. Лучшего пробуждения и придумать нельзя. Через три часа они выбрались наружу и, взявшись за руки, стали пробираться через снег. Горнолыжный курорт весь искрился сказочными огнями. «Все будет хорошо», — твердила себе Сими, крепче сжимая ладонь мужа.

Ресторан был в причудливом американском стиле — рай для Мартина и ад для Сими. Стейк или лобстер. Или стейк с лобстером. Огромные порции со взбитым маслом и целые горы картошки фри. Салат от шефа утопал в вязком, гадком соусе «Ранчо», который на вкус напоминал кислый майонез.

Сими уже собиралась все рассказать и наверняка рассказала бы, но муж опередил:

— Меня хотят оставить на Манхэттене. На три года, а может, и на пять. Но мы же этого и хотели! У нас все наладится. Ты же любишь Нью-Йорк. Только подумай о шопинге! И у малыша будет тройное гражданство — британское, американское и нигерийское. Здорово, да?

Мартин все продумал. Первые несколько месяцев Сими могла бы потратить на поиск квартиры или дома — он считал, что жить лучше в Бруклине. Она может заняться хобби, пойти на курсы или начать свое дело — хотя зачем стараться, ведь беременность наступит в любой момент.

Взгляд жены Мартин истолковал неправильно.

— Эй, чего ты, прошло всего лишь шесть месяцев! Ты же сама сказала, что ничего не получится, пока мы живем в разных странах. Я тебе не говорил, нам дают полное медицинское страхование? Я на этом настоял. Если потребуется ЭКО, сделаем ЭКО.

Сими размазала салат по тарелке, осушила бокал и попросила Мартина заказать еще бутылку. Нет, сейчас она не могла признаться.

— Полегче, Сими, — сказал Мартин и воткнул нож в стейк с кровью. — Завтра мы идем кататься на лыжах, тебе нужна ясная голова.

Сими вспомнила об отце, который ворчал всякий раз, стоило ей выпить бокал вина. Она уже закипала от злости.

— Говоришь прямо как папа, — заявила она, поставив бокал.

— Да, кстати, я написал ему. Сказал, что мы поможем Олу, но все десять тысяч не сможем дать. Он очень переживает из-за твоей подруги Изобель. Об этом твой отец беспокоится сильнее, чем о деньгах. Он хочет, чтобы я попросил тебя держаться от нее подальше.

Тут Сими окончательно разозлилась и ухватилась за свой гнев, как за спасательный плот.

— Давай-ка разберемся, правильно ли я тебя поняла. Ты согласился на новую должность, не сказав мне! Спокойно предположил, что я брошу работу и превращусь в прелестную домохозяйку! Это вы с папой решаете, сколько детей я должна родить, как нам тратить свои деньги и с кем я могу общаться? — Сими махнула официанту и указала на ведерко со льдом для вина. — Повторите.

— Сими, да ладно тебе! Все же не так. Почему ты злишься? Мы оба хотим ребенка, и ты сама попросила поговорить с твоим папой. Я никогда не решаю за тебя, что тебе делать. Я бы не стал!

Муж прав. Беда не в том, что Мартин за нее решает. Это она молчит о том, чего хочет. Как можно злиться за помощь ее брату? Но отступать было уже слишком поздно, и Сими решила сыграть по-крупному.

— Не могу поверить, что ты, не поговорив со мной, принимаешь решения, которые касаются меня! Моя работа важна. Моя жизнь в Лондоне тоже имеет ценность. Мы с тобой вроде как команда, если забыл!! Ты не должен был соглашаться работать на Манхэттене, не сказав об этом мне.

— Да, мы команда, — кивнул Мартин. Он подождал, пока официант откроет бутылку и наполнит бокалы. — Я еще не согласился, а говорю с тобой прямо сейчас. Если предложение не устроит нас обоих, я откажусь.

Сими решила приоткрыть душу.

— Я люблю Лондон. Это мой дом, там мои друзья. Нью-Йорк замечательный, но я не уверена, что хочу