Любовь по-немецки - Мара Дорст

даже не успею доехать до аэропорта! Я побежала к велосипеду, где лежала сумка с ключами. Пытаясь поддеть письмо ключом, я хотела протолкнуть его вглубь ящика, чтобы конверт лег на дно и не так сильно привлекал к себе внимание. Но ключ не доставал до письма. Испугавшись, что за этим занятием меня увидят соседи, я решила оставить все, как есть, и поскорее скрыться с места «преступления». В крайнем волнении я нарезала пару кругов по парку, чтобы успокоить нервы, и только после этого вернулась домой. До моего поезда, который отправлялся в 8:34, оставалось ещё полтора часа. Я приняла душ и, стараясь не разбудить мужа, покидала в рюкзак пару особенно дорогих мне рубашек и цветные туфли на каблуке. Большего я не могла себе позволить. Рюкзак и так раздулся до неузнаваемости, а замок еле сошелся. Я нервно курила одну за другой сигареты на балконе, не понимая, почему время тянется так медленно. А вдруг Карстен сегодня встанет рано и прочитает письмо, прежде чем я успею выйти из дома. Своим письмом я поставила моё бегство под угрозу, но это прощание было так важно для меня! Перед выходом я спрятала ключи от квартиры под кресло. Я не хотела увозить их с собой, но в то же время Йенс не должен был найти их сразу, так как это было свидетельством того, что я поехала не в школу, а сбежала в Россию.

Я вышла, спокойно закрыв за собой дверь, даже не взглянув на спящего мужа на прощание. Я не испытывала к нему никаких чувств, кроме тихой ненависти. Здесь мне не с кем и не с чем было прощаться. Я вышла на пятнадцать минут раньше обычного, потому что у меня просто уже не хватало терпения дождаться положенного времени. Уже подходя к вокзалу, я подумала, что вполне успею последний раз заглянуть в Seepark. Мне вдруг показалось это чрезвычайно важным. Я резко повернула назад. Глядя на безмятежную гладь воды, я испытала острое чувство потери. Я взглянула в сторону церкви, где живёт Карстен, мысленно сказала: «Прощай», – и пошла к вокзалу.

На платформе я, к моему счастью, сегодня не встретила ни Мануэлу, ни Берту. Только Заки, моего одногруппника. Но поскольку мы ещё не успели особо подружиться за полторы недели моего посещения школы, мы просто поприветствовали друг друга и разошлись в стороны. Я понимала, что на занятиях, когда Рита увидит, что меня нет, Заки скажет ей, что видел меня сегодня в утреннем поезде. И, пожалуй, это даже к лучшему. Она решит, что я просто поехала на термин в Джобцентр и не будет бить тревогу. Я не знала, как реагируют в школе на отсутствие учеников. Например, Рита могла позвонить о моём отсутствии фрау Катце, а та моему мужу, и тогда, возможно, у меня были бы проблемы с отъездом.

В Ильцен поезд прибыл без опозданий, поэтому я успела на пересадку до Гамбурга на 9:02. Билет я купила ещё вчера, чтобы не тратить время на стояние в очереди. Теперь я вышла на финишную прямую. Все шло по плану, если не считать моих глупых слёз, которые опять предательски наворачивались на глаза, пока я ехала до Гамбурга. Теперь я совершенно точно знала, что я еду по этому пути последний раз. И хотя я старалась блокировать мои мысли о Карстене, они все равно прорывались в виде щемящей тоски, сжимавшей моё сердце. «Я тебя никогда не увижу, я тебя никогда не забуду…» – крутились в моей голове надрывные строчки из оперы «Юнона и Авось».

В аэропорту на стойке регистрации на рейс меня вдруг охватил страх, что Йенс уже узнал о моём бегстве и сейчас появится в дверях вокзала. Я постоянно оглядывалась и никак не могла спокойно дождаться моей очереди. Конечно, он не мог прибыть на поезде, который ходил по расписанию, но он вполне мог попросить Удо доставить его на машине. Времени, которое я провела в ожидании моей регистрации в аэропорту, вполне хватило бы ему, чтобы догнать меня. Я красочно представила, как он влетает в здание вокзала, хватает меня за руку и пытается вывести на улицу. Все телефоны – русский и немецкий – я намеренно отключила, чтобы не было соблазна узнать, что происходит сейчас в Бад Бодентайхе. Я успокоилась только после того, как получила билет и прошла через турникеты на досмотр. Здесь Йенсу путь был закрыт, потому что в зал досмотра пропускали только пассажиров с билетами. На паспортном контроле у меня не возникло вообще никаких проблем. Более того, имея на руках карту временного вида на жительство, я получила право беспрепятственного выезда куда угодно, мне даже не поставили в мой паспорт отметку о том, что я выбыла из страны. Карта давала мне те же права, что и гражданке Германии. С этой волшебной, переливающейся перламутром пластиковой карточкой мне больше не требовались никакие визы для путешествий по всему миру. Жаль, конечно, что это первый и последний раз, когда я могла воспользоваться моими привилегиями. Я понимала, что сразу после возвращения на родину я обязана буду уведомить немецкие власти о том, что я покинула страну и о моём намерении остаться в России. Таким образом, моя карта вскоре будет заблокирована, потому что она даётся только на основании совместного проживания с моим мужем. И это требование совместного проживания я обязана соблюдать в течение трёх лет, только потом обретая свободу и независимость от моего супруга. Три года проживания в браке дают право на получение постоянного вида на жительства в Германии. Но я никогда не смогла бы прожить с этим двуличным и лживым человеком положенный срок. Даже те несколько месяцев, что я провела в Германии рядом с ним, показались мне вечностью. То, что за это время я несколько раз предпринимала попытки бежать и уже третий раз улетала в Россию, о многом говорит.

Мой билет был приобретен на самолет турецкой авиакомпании, так как это был самый дешёвый на тот момент рейс. В России, не радость болельщикам и к моему несчастью, проходил чемпионат мира по футболу, и все цены на рейсы в Россию были подняты на порядок выше обычного. Поэтому я летела в Минеральные Воды через Стамбул. И хотя этот билет тоже стоил дороже, чем обычно, он, по крайней мере, был мне доступен. Хотя о какой доступности могла идти речь, если я фактически осталась без средств к существованию на долгий период времени! У меня не было работы дома, и мне ещё предстояла поездка с сыном в Москву. Билет был куплен из тех двадцати тысяч рублей, которые Йенс перечислил моей семье за прошедший месяц. В аэропорту на последние евро я купила детям брелоки-сувениры с немецкой символикой. Ещё несколько евро я потратила на булочки и кофе. Одну булочку я хотела привезти в подарок Ване, но рейс задержали, а я была так голодна, что не утерпела и съела её тоже.

Пилот турецкой авиакомпании, видимо, очень любил свою работу. После того, как самолёт оторвался от земли, на небольшой высоте мы сделали живописный круг над Германией, плавно поворачиваясь с одного крыла на другое, так что было видно Гамбург и близлежащие деревни в окружении лесов. Не знаю, может быть, и Бад Бодентайх тоже был среди тех населённых пунктов, над которыми мы кружили. Я мысленно поблагодарила пилота за такой прощальный круг над страной, с которой я расставалась навсегда. В отличие от прошлого полёта, я не испытывала теперь тайной надежды, что, может быть, все изменится, и мой муж, а главное, Карстен, вернут меня обратно. Я больше не хотела этого. Моё возвращение в мае ясно показало, что меня ожидает. Тогда я уезжала с болью в сердце, теперь к ней примешивался горький и отвратительный привкус предательства. У меня было ощущение, что мою душу изнасиловали. Другого, более подходящего определения, я не могла найти.

Над Стамбулом пилот также решил порадовать пассажиров видами на город и на Чёрное море. Мы углубились далеко в море, где, словно в игре «Морской бой», вдоль