Любовь по-немецки - Мара Дорст

он сообщил, что ближайший дешёвый рейс в Гамбург можно приобрести на 26 июня, то есть в середине следующей недели. Его уже подгоняли сроки: пришло письмо из Джобцентра о необходимости явки на термин 27 июня. Он прислал фотографию письма. Сначала я подумала было, что это приглашение связано с моим уведомлением об отъезде. Однако в тексте письма было сказано «я хотела бы поговорить с вами по поводу вашей профессиональной ориентации». Немецкие власти работают очень медленно, им некуда торопиться. Моё письмо или ещё не прочитано, или же оно ещё находится на рассмотрении. Иначе чем объяснить, что мой муж до сих пор так спокоен.

Так как я не отреагировала и на приглашение приобрести билет до Гамбурга, Йенс прислал мне двусмысленные строчки о том, что он намеренно ничего не пишет о Карстене, не желая меня расстраивать. Он ожидал, что я, как обычно, начну его расспрашивать, что случилось, то есть подсяду снова на этот крючок. Но я опять не ответила. Тогда он прислал мне сообщение о том, что Карстен установил новый статус в вотсапе: «Вы двое – самое важное в моей жизни». «Это он написал о нас», – пояснил Йенс. Вполне в духе Карстена с его «хильф синдромом». Однако с таким же успехом он мог посвятить эти строки маме и сестре, что было бы более правильно и логично.

– К сожалению, я не самое важное в жизни Карстена, – ответила я. – Иначе я не была бы заблокирована. И мне не пришлось бы ждать его несколько месяцев, проливая слёзы и умоляя прийти.

– Ваши письма создали ему проблемы с его семьёй, – ответил Йенс. – И это лишний раз доказывает, что он поступил совершенно правильно, заблокировав вас.

– Тогда почему бы ему не переслать голосовое сообщение для меня через вас? Вы же знаете, что Карстен единственный, кто может заставить меня вернуться.

Повисла пауза. На весь вечер и даже утро следующего дня. И я поняла, что Йенс уже ничего не может сделать. Он больше не властен над своим другом и бывшим коллегой, иначе бы он давно воспользовался этим беспроигрышным способом воздействия на меня, и я была бы не только разблокирована, но и получила бы несколько голосовых писем от «моего Тигра», в которых он бы просил меня вернуться и говорил бы о том, что по-прежнему любит меня. Так, как это было в мае, когда я уехала и снова вернулась. Но сейчас этого не происходило. Понимание того, что Карстен уже отказался от идеи меня вернуть, с одной стороны, было болезненно, с другой стороны, облегчало мою ответственность за принятое решение, убеждая меня в том, что я поступила правильно, и освобождая от мучительных сомнений, которые все ещё настигали меня время от времени.

Вскоре пришло новое сообщение о том, что мама «умирает». Не знаю, так это было или нет, но он уже столько раз использовал приём с мнимыми болезнями, правда относительно себя самого, что я не поверила. Пусть простит меня Господь, если его мама действительно слегла. Но когда сталкиваешься с ложью много раз, уже принимаешь за ложь даже правду. Я ещё не забыла, как он имитировал приступы высокого давления, когда пытался сорвать наш с Карстеном секс. Я помнила, как он солгал, что он был при смерти зимой, когда впервые заподозрил меня в чувствах к Карстену. Как он врал мне, что он попал в больницу в мае, когда я сбежала первый раз, а когда я попросила его выслать в качестве доказательства фотографию больничной койки, где он лежит, внезапно «выздоровел» и оказался дома. Таких примеров было бесчисленное множество. Немудрено, что теперь известие о болезни матери я воспринимала как очередной манипулятивный прием, цель которого – заставить меня вернуться.

Я прямо написала ему о том, что я ему не верю и что лимит моего доверия к нему давно исчерпан. Хотя, если его мать действительно больна, мне очень жаль, и я желаю ей скорейшего выздоровления.

– Кстати, моей маме уже известно о вашем письме Карстену, – написал Йенс, – и о ваших отношениях с ним.

– В таком случае, – ответила я, – именно вы виноваты в том, что она заболела. Вам не стоило сообщать об этом пожилому человеку, если вы её действительно любите и беспокоитесь за её здоровье.

– Это сделал не я, а Карстен.

Вот так новость. Я опешила. Мне в голову пришли лишь два вопроса, очень простых: «когда?» и «почему?».

– Он рассказал ей это, когда вы сбежали в мае. Я сам был удивлён. Вероятно, его мучила совесть за то, что в своё время он настаивал на нашей женитьбе.

– На нашей женитьбе настаивали прежде всего вы. И на моём сексе с Карстеном тоже. Его вины здесь нет, – написала я.

Мне было о чем подумать. Если Карстен действительно рассказал всё маме Йенса, то это случилось вовсе не в мае. Это случилось недавно, когда он пришёл к ней домой, узнав, что Йенс отправился туда без меня. Может быть, так и было задумано с самого начала, хотя мой муж сказал, что визит Карстена к его маме явился для него сюрпризом. Именно тогда, когда я безнадёжно ждала Карстена в нашей квартире и, узнав о том, что вместо того, чтобы прийти к нам, он приходил к матери Йенса и пробыл там целый час, сломала свои солнечные очки. Да, именно тогда. Я вспомнила, что Йенс мне рассказывал, что тогда Карстен признался его матери, что именно он виноват в том, что Йенс женился на мне. Но в тот раз Йенс не договорил. Он не сказал мне о том, что Карстен признался его матери и в том, что он мой любовник. Именно поэтому он выбрал момент, когда меня там не было. Мне стало горько, как никогда. Итак, Карстен не только разлюбил меня, но я стала для него источником вины и угрызений совести, а также причиной его конфликта с его семьёй. А может быть, сам Йенс заставил его всё рассказать, специально устроив эту встречу, чтобы объяснить матери, почему её русская невестка всё время находится в тоске и унынии и порывается убежать в Россию. В любом случае, мне действительно больше нет пути назад.

Все это время Йенс достаточно «лениво» продолжал закидывать крючки, которые должны были заставить меня вернуться. Он настолько был уверен в том, что у меня нет другого выхода, что даже не предлагал мне ничего больше: ни денег, ни любви. Он пошел от обратного, подсчитывая мои потери и выставляя мне соответствующий счёт в том случае, если не вернусь.

– Куда вы дели ваш комплект ключей от квартиры? Карстен обыскал весь дом, но так и не нашёл их.

Сначала я не могла понять, почему вопрос с ключами так важен для Йенса. В конце концов, он может сделать дубликат, это стоит копейки даже в России. Но все оказалось не так просто. В Германии ключи являются собственностью арендодателя. Их нельзя самостоятельно восстановить, это противозаконно. В случае утери ключа, арендодатель выставляет съемщику счёт, и этот счёт может достигать более 1000 евро, потому что может понадобиться смена замков во всем доме, если на связке был ключ от входной двери в подъезд. Потеря ключей угрожает безопасности всех жильцов. Узнав об этом в интернете, я пожалела, что не спрятала их получше. Я просто засунула связку под кресло впопыхах. Достаточно поднять полог, и ключи будут сразу найдены. А ведь я могла бы взамен ключей потребовать переслать мне мои вещи, которые почти все остались в Германии. Мне оставалось только надеяться, что Йенс не обнаружит их в ближайшее время. Чтобы он не возобновил поиски, я написала ему, что ключи, как и обручальное кольцо, я взяла себе на память.

Тогда в ход был пущен самый «убойный» аргумент, после получения которого у меня реально задрожали коленки и сердце упало вниз, а вернее –