Любовь по-немецки - Мара Дорст

и с каким нетерпением он ждал ответа с той стороны. Они с Йенсом были похожи, поэтому он понимал, как никто другой, логику его поступков и просчитывал его ходы, так как сам в этой ситуации поступил бы так же. Где-то на задворках этой борьбы была я, как охотничий трофей, но моя персона даже не была главной в развернувшемся сражении. Жене был интересен сам процесс. И пока он был вовлечен в эту игру, я могла не опасаться, что он снова «утилизирует» меня. Я понимала, что это время придёт рано или поздно – такова природа перверзных нарциссов. Но пока игра с Йенсом была в самом разгаре, мне это не грозило. Поэтому я решила просто наслаждаться тем, что наконец могу спать по ночам, прижимаясь к мужчине, а не забиваться в угол кровати, содрогаясь от отвращения. Теперь ночь была для меня желанной гостьей. Но неожиданным открытием для меня стало то, что я не чувствовала больше удовольствия от близости, которое я испытывала в прежние годы нашей совместной жизни с Женей. Его запах, его тело перестали волновать меня, как я ни пыталась вернуть это состояние. Мне не хватало Карстена. Я «подсела» на этого мужчину. Поэтому, если в переписке Женя сражался с моим мужем, то в постели он сражался с Карстеном. Я получала просто феерический секс. Он демонстрировал все, на что он способен, чтобы вытеснить Карстена из памяти моего тела. Но, к сожалению, несмотря на потрясающую технику, ему это не удавалось. И хотя я улыбалась и изображала оргазм, мы оба понимали это. Женя потерял меня. Моё тело и моя душа – все было повернуто к Карстену. Карстен был за три тысячи километров, но он до сих пор был моим господином, моим хозяином, мужчиной, которому я принадлежала. Я ничего не могла с собой поделать. Я прижималась к Жене, вдыхала его запах, целовала его, пытаясь переключиться на него, но с тоской осознавала, что это совсем не то, и что больше всего на свете я бы хотела сейчас, чтобы на его месте был мой немецкий возлюбленный. Моё тело не могло забыть, как страстно и сладко оно реагировало на поцелуи, прикосновения и запах другого мужчины. По ночам я бормотала немецкие слова и даже пару раз произнесла имя Карстена, как сказал мне наутро раздосадованный Женя.

– Пожалуйста, пойми, я не могу так просто забыть его.

– Конечно, такой большой х.. ещё бы, – злился Женя. – Что поделать, у меня такого нет. Придётся купить в секс-шопе игрушку для тебя.

– О господи, при чем тут это?

Своей мужской примитивной логикой Женя не мог понять, что дело не в размерах. Я привязалась душой к Карстену, я поверила в его любовь, и я полюбила его. И почему-то с самого начала моё тело откликнулось на него. Так было впервые в моей жизни, и я тосковала по этому ощущению, испытывая огромные душевные муки. Мои мучения были тем сильнее от того, что я понимала, что я потеряла Карстена навсегда, и что больше никогда в жизни мне не испытать ничего подобного.

Мысль о том, что я никогда не увижу Карстена, настигала меня несколько раз на дню внезапно и неотвратимо, словно нож вонзаясь в моё сердце и причиняя пронзительную боль. Продолжающаяся переписка с Йенсом ещё создавала иллюзию какой-то связи с тем миром, где остался мой любимый. Но это была лишь иллюзия, самообман. Я знала, что путь назад закрыт для меня.

Какая нелепая насмешка судьбы! Все вернулось на круги своя: я снова с человеком, быть с которым я умоляла небеса ещё несколько месяцев назад, но теперь мне это больше не нужно. Я люблю другого. Мне дали на несколько коротких мгновений понять и почувствовать настоящую любовь, и снова отобрали это у меня. «Ты же сама просила о том, чтобы снова вернуться в эту квартиру, чтобы Женя снова был с тобой? – говорила я себе с горькой иронией. – Так получай то, что ты хотела». Недаром говорят: «Будьте осторожны в своих желаниях, они могут сбыться».

На третий день Йенс прислал копию переписки с Карстеном, где он спрашивал его: «Как ты?» Карстен отвечал: «Пожалуйста, я хотел бы побыть один. Сестра уехала, Марина уехала». До этого Йенс сообщил мне, что из-за моего письма у Карстена опять большие семейные проблемы, потому что его сестра после прочтения моего письма собрала вещи и уехала. Её поведение, конечно, больше напоминало поведение девушки Карстена, которая узнала об измене, а не его сестры. Так же, как и в тот раз, когда она прочла моё сообщение в вотсап. Однако все так настойчиво убеждали меня, что это действительно его сестра. А её реакция связана с тем, что она ревностная католичка и для неё неприемлема связь её брата с замужней женщиной. Пусть лучше я буду считать так, иначе я совсем сойду с ума от мыслей, что он оставил меня ради другой. Такие мысли были совершенно непереносимы. Понятно, что скоро он найдёт себе другую, это неизбежно. Но я, надеюсь, уже этого не узнаю. Хотя нет, Йенс незамедлительно сообщит мне об этом факте, чтобы сделать больно. К сожалению, я не могла заблокировать Йенса. Мы официально состояли в браке и нам предстояло урегулировать ещё много юридических вопросов.

Сначала Йенс пытался осторожно выведать, сообщила я уже немецким властям о моём отъезде или нет. Так как я не говорила ни «да», ни «нет», он решил, что я все-таки этого не сделала, и принялся меня убеждать не совершать «импульсивных» поступков.

На самом деле он опоздал. В понедельник утром я отправила сразу три письма. Первое для фрау Катце, директора языковой школы, с извинениями и уведомлением о том, что я больше не смогу посещать занятия, так как мне срочно пришлось уехать из-за ситуации домашнего насилия. Второе в Джобцентр для фрау Фрейд, в котором я ещё более подробно изложила, что включало в себя «домашнее насилие», упомянув слежку, контроль за перепиской, исчезновение моих вещей и регистрацию меня на сайтах сексуальных знакомств. И третье письмо в АБХ, ведомство по делам иностранцев, тому самому красавчику господину Рихтеру, который выдавал мне вид на жительство. Я долго не решалась нажать кнопку «отправить», ведь это означало конец всей моей истории. После этого шага пути назад не было. С властями не шутят. Эти письма были серьёзным заявлением, тем более что я писала в конце, что не намерена возвращаться назад и хочу уведомить о начале раздельного проживания с моим супругом. После того, как я нажала кнопку и письма ушли адресатам, я долго не могла прийти в себя. Меня всю колотило мелкой дрожью, и я не могла взять себя в руки, как ни старалась.

Если бы Йенс знал об этих письмах, он бы уже не предпринимал попыток меня вернуть. Но он был уверен, что я все ещё не сделала этого, поэтому искал различные способы воздействия на меня.

Сначала он писал о том, как много денег я потеряю, если не вернусь, приводя астрономические цифры начислений, которые я получу за год от Джобцентра с учётом предстоящей выплаты «детских денег» из Фамилиенкассе. Увидев моё безразличие к этим доводам, он начал давить на мою совесть, упрекая в том, что я обманула его 80-летнюю мать, которая дала для моей семьи 388 евро, которые я должна была вернуть их из полученных в июне детских денег. На что я ответила, что он также обманул мою 70-летнюю мать и моих детей, так и не выполнив в полном объеме финансовые обязательства. И выражала уверенность, что в случае моего возвращения я не увижу «детских денег», так же как я не видела выплат из Джобцентра. Я уже не стеснялась прямо написать ему, что он лжец и непорядочный человек и что я совершенно не верю ни единому его слову.

Выждав ещё один день,