Свет во тьме - Ноа Хоуп

такие моменты, услышав его знакомые шаги за дверью или тихий голос, я судорожно закрывала глаза, замедляла дыхание и притворялась спящей. К счастью, или к моему ещё большему стыду, он ни разу не пытался меня разбудить. Наверное, просто сидел рядом, смотрел на меня, а потом также тихо уходил, оставляя после себя лишь едва уловимый аромат его парфюма и новую порцию разъедающей меня вины.

Примерно на пятнадцать день моего вынужденного заточения в этой клинике, когда я уже почти смирилась с мыслью, что серый туман станет моим вечным спутником, произошло то, что иначе как чудом не назовёшь. Зрение, как и заверял доктор Бишоп, начало медленно возвращаться. Сперва это были лишь едва уловимые проблески, затем предметы вокруг стали обретать чуть более чёткие контуры. Доктор после очередного осмотра, не скрывая удовлетворения, сообщил, что мне несказанно повезло: никаких серьёзных и необратимых осложнений не было, и сетчатка восстанавливалась удивительно быстро. Каждое новое утро теперь буквально дарило больше света, различимых деталей и надежды.

Однажды вечером я очнулась от странного внутреннего толчка. Комната была погружена в мягкий, бархатный полумрак, какой бывает в преддверии ночи, когда последние отблески заката уже угасли, но искусственный свет ещё не зажгли. И я видела.

Не просто смутные силуэты или расплывчатые пятна, а вполне различимые формы. Вот массивный, тёмный шкаф у противоположной стены, вот холодный металлический блеск стойки капельницы рядом с кроватью. Огромное, почти во всю стену, окно открывало вид на густеющие сумерки, в которых мерцали огоньки ночного города. Это было настолько невероятно, что у меня перехватило дыхание. Словно кто-то протёр запотевшее стекло, и мир вновь обрёл резкость и глубину.

И почти в то же мгновение, когда пришло это ошеломляющее прозрение, я ощутила, что мою руку кто-то держит. Крепко, уверенно, но нежно. Я сделала глубокий вдох, пытаясь унять волнение, и лёгкие наполнились воздухом, пропитанным до боли знакомый аромат парфюма Ника. Сердце пропустило удар, а потом забилось часто-часто, отзываясь гулким эхом в висках.

Я медленно повернула к нему голову. Он сидел на простом больничном стуле рядом с моей кроватью, и его обычно идеально прямая фигура была заметно ссутулена. Впервые за долгие дни я по-настоящему, увидела его во всех деталях. Лицо осунулось, кожа казалась тоньше. Глубокие, тёмные круги залегли под глазами, а в уголках губ прорезались новые морщинки. А щетина придавала его лицу ещё большую резкость и суровость. Но его глаза… я всегда терялась в их глубине, но сейчас, видя их так пронзительно ясно, всё внутри меня болезненно сжалось. Они смотрели на меня с такой нежностью, любовью и тоской, и каждая клеточка моего тела откликнулась на эту бурю чувств.

– Прежде чем ты снова выгонишь меня или притворишься спящей, послушай, – начал он, и его обычно властный голос, сейчас звучал тихо и хрипловато от усталости.

Я смогла лишь коротко кивнуть, не в силах оторвать взгляда, жадно впитывая каждую чёрточку. Видеть его так отчётливо после стольких недель непроницаемой пелены было одновременно и радостно, и почти физически невыносимо. Каждая морщинка у его глаз, которая, без сомнения, появилась из-за бессонных ночей у моей постели, отзывалась во мне глухим уколом вины.

– Когда в тот первый день я приехал к вам домой, я был готов на многое, чтобы ты почувствовала то же, что и я когда-то. Я хотел сломать тебя. И признаю, это было низко, но тогда я был ослеплён… другими вещами. – На его губах мелькнула едва заметная тень усмешки, горькой и полной самокритики. – Но ты снова обвела меня вокруг пальца. Впрочем, как и всегда. Даже несмотря на то, что я заставил подписать чёртов контракт.

Слово «контракт» повисло между нами. Казалось, что мы только недавно встретились снова, а уже тридцать дней истекли, и, по сути, сейчас я была абсолютно свободна от него.

– Он ведь… закончился. – прошептала я, слова сорвались с моих губ, прежде чем я успела их обдумать.

Я сказала это не для того, чтобы напомнить ему об обязательствах или оттолкнуть. Это была скорее констатация факта, который вдруг обрёл новый, пугающий смысл.

Что теперь? Мы останемся вместе, или всё это было лишь изощрённой манипуляцией Николаса, его первоначальным планом, как он и сказал, –сломать меня?

Его реакция была мгновенной. Ник резко выпрямился, и в глазах его вспыхнул тот самый огонь, который я так хорошо знала, и по которому так скучала.

– Я не отпущу тебя! – выпалил Ник, в его голосе появились стальные нотки, которые обычно не предвещали ничего хорошего, но одновременно заставляли каждую клеточку тела вибрировать от волнения. – Даже не думай об этом. Ты моя грёбаная жизнь, Елена! И я не позволю тебе снова исчезнуть. Никогда.

Я молчала, не в силах вымолвить ни слова. Что я могла сказать в ответ на это? Все мои сомнения, страхи, казались такими незначительными перед лицом бури в нём, перед его обнажённой, почти болезненной любови. Он страдал все эти последние недели, пока я была здесь, в больнице, отгородившись от него. А для меня этот личный ад – тьма, беспомощность, отчаяние, смешанное с физической болью – тянулся уже больше месяца, превратив половину дней в настоящую пытку. Да, безусловно, были и другие дни, наполненные светом и счастьем рядом с Ником, дни, когда я чувствовала себя безмерно счастливой. Но сейчас… всё это казалось почти нереальным на фоне пережитых испытаний.

«Война с албанцами ещё не закончилась», – мысль, которую я гнала от себя всё это время, пока была заперта в стенах клиники, сейчас ударила с новой силой.

Что будет дальше? Кто станет следующей жертвой в их бесконечной, кровавой вендетте? Что, если однажды Ник не вернётся домой?

Образ его безжизненного тела, такой чёткий и пугающе реальный, встал перед глазами, и волна ужаса прокатилась по спине, заставляя сердце болезненно сжаться в предчувствии неотвратимой беды.

Когда я попросила его оставить меня одну, я не планировала расставаться. Мне просто нужно было время, чтобы смириться со своим новым состоянием и слепотой, не перекладывая на него весь груз моей беспомощности. Но сейчас я не могла не задуматься – а правильно ли всё это?

Мы только и делали, что причиняли друг другу боль, пусть и невольно. И дело было даже не в том, что Ник – мафиози, часть мира, от которого нормальные люди бегут без оглядки. Тёмную сторону его личности я уже приняла и смирилась с ней. Но постоянная угроза и жизнь на лезвии ножа, в вечном ожидании удара… вынесу ли я это? Выдержу