Свет во тьме - Ноа Хоуп

нас ждала наша общая вечность, наше «навсегда». И это предвкушение, это чувство абсолютной правильности происходящего было самым чистым и прекрасным из всего, что я когда-либо испытывала.

Ник мог думать, что это я обвела его вокруг пальца, из-за чего он отошёл от первоначального плана – отомстить мне. На самом же деле именно он стал тем, кто безраздельно завладел моей душой. И никакое время, проведённое вдали друг от друга, не смогло бы стереть эти чувства. Наша история любви – это тёмная сказка страсти, граничащей с одержимостью. И мы оба заплатили непомерно высокую цену за право вновь ощутить, как наши сердца бьются в едином ритме.

Эпилог. Николас

Месяц пролетел как один миг, наполненный нашими бесконечными разговорами – о прошлом, о будущем, о том, как, чёрт возьми, мы умудрились так всё усложнить, чтобы потом, как два идиота, снова найти друг друга. И вот решение, где и как пожениться пришло само собой, как единственно верный шаг после всего дерьма, что мы разгребли. Пышный приём? На хрен он сдался. Елена посмотрела на меня своими ясными, теперь уже видящими глазами и сказала с той обезоруживающей, чуть лукавой улыбкой, которая до сих пор сбивала меня с толку, заставляя сердце делать неуклюжий кульбит:

– Это твой город, Ник. И вся эта мишура, блеск, и немного безумная энергия – это часть тебя. А значит, свадьба должна быть в стиле Лас-Вегаса. Только ты, я, и немного рок-н-ролла.

Идея, признаться, пришлась мне по душе. Никаких сотен гостей, фальшивых улыбок и всей этой светской мишуры, от которой меня всегда тошнило. Только мы.

Организовал я всё, как обычно, быстро и без лишних сантиментов. Нашёл то, что в рекламных буклетах называлось «очаровательной аутентичной свадебной часовней» – на деле небольшое, чуть китчевое заведение с неоновой вывеской, от которой рябило в глазах, и, разумеется, с неизменным Элвисом Пресли в белоснежном костюме со стразами, готовым благословить наш союз своим бархатным баритоном. Без него, как справедливо заметила Лёля, «Вегас не Вегас». Анну и Мёрфи мы попросили стать свидетелями. Мой верный помощник даже прослезился, когда я сказал ему об этом, а Анна фыркнула что-то вроде «Наконец-то, я уж думала, не доживу», но я слышал в её голосе неподдельную радость.

Костюм себе я выбрал классический, чёрный, идеально сидящий, сшитый на заказ у моего портного. А Елена сама нарисовала эскиз платья. Что-то невероятно лёгкое, струящееся, цвета слоновой кости, которое, казалось, было создано, чтобы подчёркивать каждый изгиб её фигуры, которую я знал наизусть. Лучшая швея штата, как мне её отрекомендовали – маленькая, суетливая итальянка с горящими глазами, – корпела над этим произведением искусства недели две и содрала с меня сумму, за которую можно было бы прикупить небольшой частный самолёт. Но это, блядь, было совершенно неважно. Тот момент, когда Лёля впервые его примерила, и в её глазах отразились одновременно восторг, удивление и какая-то детская, почти забытая радость – вот это стоило всех денег мира.

Я, по привычке контролировать всё, предложил вызвать целую армию визажистов и парикмахеров, чтобы довести её образ до какого-то глянцевого совершенства. Но Елена лишь чуть заметно поморщилась, проведя рукой по своим волосам:

– Хочу быть собой, Ник. Максимально естественной. Этот день – он только наш, понимаешь? Мне не для кого так сильно стараться, изображая идеальную картинку.

– А как же я? – не удержался я тогда от ухмылки, притягивая её к себе.

– А для тебя, мой дорогой будущий муж, я приготовила такое сексуальное бельё для нашей брачной ночи, что ты буквально язык проглотишь.

И конечно же, после такого аргумента я её полностью поддержал. Да и если быть до конца честным с самим собой, мне никогда особо не нравился боевой раскрас у неё на лице. Её природная красота, та, что пробивалась даже сквозь тонны профессионального макияжа, всегда цепляла меня куда сильнее.

Наконец, настал этот долгожданный, блядь, день.

Ближе к вечеру, когда асфальт Невады перестал плавиться под безжалостным солнцем, и город начал медленно оживать, вспыхивая миллионами неоновых огней, превращаясь в тот самый сверкающий оазис греха и развлечений, мы, наконец, подъехали к часовне. Я вышел из машины первым, поправил манжеты и подал ей руку. И когда Елена появилась из полумрака салона, ступив на тротуар, у меня снова перехватило дыхание, как у сопливого мальчишки, впервые увидевшего девушку своей мечты.

Платье идеально облегало её во всех нужных местах, мягко струясь при каждом её шаге, открывая изящные щиколотки. Светлые волосы свободно падали на плечи, обрамляя лицо, на котором не было ни грамма косметики. Только лёгкий, здоровый румянец и тот особенный блеск в глазах, который появлялся у неё, когда она была счастлива. И эта улыбка, предназначенная только мне.

Лёля была настоящей. От неё пахло летом, какими-то едва уловимыми цветами и ей самой – аромат, который я мог бы узнать из тысячи. И от этого она была ещё более прекрасной.

– Готов к рок-н-роллу, Ник? – поддразнила она, её пальцы чуть крепче сжали мою руку.

В её голосе не было и тени сомнения, только предвкушение и какая-то шальная искорка. Я усмехнулся, глядя на пошловатую, но по-своему очаровательную мигающую вывеску Chapel of Love и картонную фигуру Элвиса в полный рост, застывшую у входа с вечной улыбкой.

– Только если ты будешь моей Присциллой, любимая.

Она рассмеялась – легко, заразительно, так, что я невольно улыбнулся в ответ. Этот звук, чистый и свободный, был лучшей музыкой, которую я слышал за все свои тридцать с лишним лет, перекрывая даже шум вечно оживлённого Стрипа.

Держась за руки, мы вошли внутрь. Небольшой зал был предсказуемо отделан красным бархатом, кое-где уже потёртым, и украшен пышными букетами искусственных роз, от которых слегка пахло пластиком. Тусклый свет от нескольких настенных бра с абажурами создавал интимный полумрак. У импровизированного алтаря нас уже ждали Анна с Мёрфи.

Анна надела ярко-жёлтое платье, которое кричало о празднике, и её лицо сияло неподдельным счастьем, хотя в глазах я заметил блеск непролитых слёз. Мёрфи, в непривычно строгом для него костюме, выглядел чуть более сдержанно, но его искренняя улыбка говорила сама за себя; он сжимал в руке маленькую коробочку с кольцами и выглядел так, будто сам собирается под венец – торжественно и немного взволнованно.

И, конечно, сам «Король». Высокий, с безупречно уложенной чёрной шевелюрой, в ослепительно-белом костюме, выглядел так, словно только что сошёл со сцены где-нибудь в «Интернационале». Он широко улыбнулся нам, обнажив неестественно белые зубы, и