Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

Посмотрев в одну из прогулок на ее мирное лицо, я грустно вздохнула. Тетя всегда была самой чистоплотной женщиной во дворце – как я могла отпустить ее с измученным и больным видом? Я попросила А-Юэ принести нефритовую расческу и румяна, усадила тетю и зачесала ее волосы в пучок.

– Ванфэй, прибыл император, – пониженным голосом промолвила А-Юэ.

Я вздрогнула, и нефритовый гребень выпал из руки.

Цзыдань хотел взглянуть на тетю… С тех пор как он вернулся в столицу, я старалась избегать встречи с ним.

– Император сейчас за дверями дворца, – обеспокоенно сказала А-Юэ.

У меня не было времени на размышления. Я быстро встала и спряталась за ширмой.

– Если император спросит, скажи, что я навестила императрицу-мать и ушла.

Стоя за ширмой из красного сандала, сквозь щель между створками я разглядела фигуру в светло-голубых повседневных одеждах. Затаив дыхание, я прикусила губу, стараясь усмирить сжимающую сердце боль.

А-Юэ приказала служанкам встать на колени, но Цзыдань, похоже, даже не обратил на них внимания. Он подошел прямо к кровати тети и молча застыл.

– Кто причесал императрицу-мать? – вдруг спросил он.

– Я, рабыня вашего величества, – ответила А-Юэ.

Выдержав паузу, Цзыдань снова заговорил, но теперь чуть тише:

– Ты – служанка из резиденции Юйчжан?

– Да. Рабыня служит ванфэй. Ванфэй оставила рабыню тут, чтобы позаботиться об императрице-матери.

Цзыдань молчал. Затем с грустным вздохом он сказал:

– Все – прочь отсюда.

А-Юэ запнулась, но у нее не было другого выбора, кроме как подчиниться.

– Рабыня удаляется.

Я вслушалась в шорох юбок – служанки покинули зал. Повисла тишина. Стало тихо, как в мертвых водах. Я слышала лишь едва заметные запахи лекарств и старости.

Было так тихо, что я невольно подумала, что Цзыдань, наверное, уже давно ушел. Я чуть подалась к щелке между створок и только собралась взглянуть, что происходит у кровати тети, как вдруг услышала тихое, сдавленное рыдание.

Цзыдань упал на колени возле кровати тети, уткнувшись лицом в покрывала. Его плечи слегка подрагивали.

– Му-хоу [131], почему… почему все так?..

Он был похож на беспомощного ребенка, который цеплялся за руки спящей тети, надеясь, что сильные руки той женщины, которая всегда была рядом, вытащат его из трясины. Вот только руки ее были иссохшими и слабыми.

Я не видела худощавую фигуру Цзыданя, но слышала, как он бормотал:

– Му-хоу, ты всегда хотела, чтобы хуан-сюн [132] вступил на престол. Скажи же мне, что хорошего в этом троне? Этот трон забрал жизни отца-императора, брата императора, второго брата императора и… хуан-сао [133]… Теперь он забрал и тебя. Скажи же мне, что хорошего в этом троне?

Я с силой закусила губу, чтобы не издать ни звука.

– Она снова снилась мне… Стояла в коридоре вся в крови и плакала. – Голос Цзыданя слабо звенел в холоде дворцового зала. – Но когда я отвернулся… Кровь была повсюду, и она была без головы… Она солгала мне. А-Яо тоже солгала мне. Кому мне верить? Я не понимаю, как люди, которые раньше так любили, могут так ненавидеть?

На слове «ненавидеть» у меня зажужжало в ушах. Шум в голове был такой силы, что заглушал все звуки. Я больше ничего не могла разглядеть, в глазах потемнело. Я все видела, как в тумане. Все тело охватила невыносимая боль, словно холодная рука пронзила мою грудь и медленно отрывала по кусочку от сердца. И больше я ничего не чувствовала, кроме боли, – ни радости, ни печали. Вцепившись пальцами в шелковую ленту на юбке, я вдруг услышала громоподобный звук – лента порвалась под моими пальцами, и по полу рассыпались жемчуга.

– Кто здесь?! – Цзыдань подскочил от испуга.

Отбросив ширму, я подняла глаза – свет осветил его бледное лицо.

Мне некуда было бежать, я только могла вжаться спиной в стену.

Внимательно глядя на меня, он вдруг улыбнулся.

– Зачем ты прячешься тут? Что ты пыталась узнать? Ты могла бы просто спросить у меня.

Я не хотела подслушивать его, но он был уверен, что я действую намеренно, – дворец полон глаз и ушей, шпионов, прячущихся в тенях, все следили за ним, за его поступками, подслушивали его слова. Как же глупо я выглядела в его глазах.

Я закрыла глаза, позволив его ледяному взгляду пронизывать меня насквозь. Мне нечего было сказать. Словами тут не поможешь.

Вдруг щека похолодела – он прикоснулся к моему лицу. Пальцы его были такими холодными, в них не было ни намека на тепло.

– Ты все такая же зазнайка? – Другая его рука коснулась моей груди. – Твое сердце… что с ним стало?

Меня затрясло, руки и ноги похолодели.

– Отпусти.

В его глазах была лишь тьма. Его ледяной взгляд ужасал.

Я не успела среагировать, как его дрожащие губы впились в мои. Такие холодные и мягкие… Из глубин моей памяти незримо всплыли воспоминания и вкус первого поцелуя…

Среди павильонов Яогуан зеленели ивы, дул в лицо благоухающий весенний ветер. Однажды нежный молодой человек впервые поцеловал меня в губы. Это нежное и теплое чувство осталось в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. Прошло десять лет. Тот же человек. Тот же поцелуй. Вот только теперь он такой холодный и печальный. Слезы покатились по моему лицу к губам. Почувствовав соленый вкус слез, он вдруг замер и отстранился.

Силы покинули меня, неконтролируемая боль разлилась из сердца по конечностям, по всему телу разлился холодный пот. Я так хотела сказать хоть что-то, но у меня не было сил издать хоть звук.

Будто заметив во мне что-то странное, он протянул руку, чтобы помочь мне встать.

– Что же с тобой случилось?..

Стиснув зубы, я оттолкнула его руку, вжалась в стену и, грустно улыбнувшись, сказала:

– Как ты и сказал – руки мои по локоть в крови, я навредила бесчисленному количеству людей. Можешь ненавидеть меня! Любовь и ненависть уравновесятся в твоем сердце. С сего дня и впредь – мы чужие друг другу!

С этими словами я пошла прочь из зала, не осмеливаясь смотреть ему в лицо. Я и не заметила, как А-Юэ помогла мне сесть в повозку. По пути сознание постепенно возвращалось ко мне, но боль становилась все яснее и острее. Повозка неторопливо двигалась к дворцу. Я с огромным трудом попыталась встать, чтобы оправить юбки. Вдруг подо мной разлилось какое-то странное тепло, а за ним следом – невыносимая боль. Парчовые юбки цвета лотоса окрасились багряно-красным.

Повозка остановилась, я резко отодвинула штору. Мне потребовалось много сил, чтобы