Крапива. Мертвые земли - Даха Тараторина

же решилась приблизиться. Она опустилась на пол с Шатаем рядом и погладила по сгорбленной спине. Одеяло соскользнуло, открыв взору худощавый торс с выпирающими ребрами. Предав племя Иссохшего Дуба, Шатай день ото дня худел и мрачнел, а нынче, помахавшись с тяпенскими парнями, и вовсе походил на умирающего. Кожа натянулась на хребте, казалось, позвонки вот-вот прорежут ее. Или быть может, вовсе не драка стала тому причиной?

– Шатай…

Он дернул плечом, сбрасывая руку.

– Я не хотела… обидеть. Не тебя!

Снова нет ответа. Крапива отсчитывала удары сердца, но ни через дюжину, ни через две, ни через пять шлях не открыл рта. Лишь когда она, вздохнув, поднялась, Шатай проговорил:

– Помнишь, ты сказала когда-то, что боги забыли вложить в шляхов сэрдцэ?

– А ты ответил, что не забыли. Нарочно не стали.

Было слышно, что губы его растянулись в улыбке, но невеселой она была.

– Я ошибался. Если бы боги нэ вложили в мэня сэрдце, оно нэ смогло бы разбиться.

Крапива заскулила провинившейся псицей. Словно пустила хозяину кровь, разыгравшись, и теперь мечтала вернуть все, как прежде. Но раны уже не заживить.

Травознайка легла с Шатаем рядом, обняв его всем телом. Словно чаяла, как лист подорожной травы, заживить рану, что сама же и нанесла. Шлях не гнал ее, втайне наслаждаясь легким касанием и больше всего на свете боясь, что аэрдын отстранится. Спустя время выдавил:

– Я был глуп, когда повэрил, что ты выбрала мэня. Ты нэ хочешь этого сэйчас, нэ хотэла и прэждэ. Ты надээшься, что у нас один отэц и тэбэ нэ придется назвать мэня мужэм. Уходи, аэрдын. Уходи и будь счастлива с этим поганым срэдинником.

Повинуйся она, шлях размозжил бы себе об стену темя. Он гнал ее потому лишь, что быть рядом, любить и не получать любви в ответ так же мучительно, как валяться, подыхая, возле родника и не пить из него.

Но вместо того, чтобы послушаться, Крапива сильно-сильно прижалась лицом к его спине и сказала:

– Мне жаль, что обидела тебя.

– Нэ жалэй, аэрдын. Жалэют жалких.

– Ты мне больше чем муж, Шатай. Ты мне брат. Семья моя.

Никак почудилось? Быть не может, чтобы аэрдын произнесла то, что он услышал. И уж точно быть не может, чтобы подобные слова принесли облегчение! Это все насмешка усталого разума!

– Нэт у мэня сэмьи. Эсли твоя мать помнит вэрно, тот, кто породил мэня, сам заслуживаэт смэрти.

– Если моя мать помнит верно, он и меня породил.

Шатай не плюнул на две стороны потому лишь, что плевать в клети не следовало.

– Я нэ знаю имэни того, чья кровь тэчет в моих жилах, но я нэнавижу эго и убью, эсли когда-то встречу.

– А я буду с тобой рядом, – сказала Крапива. Сказала тихо, но после вдруг сорвалась на крик, чая хотя бы так доказать: – Я не могу назвать тебя мужем. Но я люблю тебя!

– Сильнээ, чем этого срэдинного сына козы? – ревниво уточнил шлях.

– Сильнее, чем кого бы то ни было!

– Тогда почэму ты… с ним… Там?!

Он умолк, не в силах произнести страшное. Шлях не смеет приказывать женщине: сестре ли, матери, жене. И уж точно он не смеет указывать ей, кого одаривать своей лаской. Ревность неведома сынам Мертвых земель! Но все же шлях ревновал…

Крапива взвыла. Она и сама бы не прочь узнать ответ…

– Дура потому что! – выпалила она. – Дура безвольная! Он пришел, а я… не смогла прогнать его.

– Потому что эго ты тожэ любишь.

– Нет!

Он повернулся к ней лицом. Серые глаза встретились с синими. Отчего же прежде ни Шатай, ни Крапива не замечали, как они схожи?

– Ты слышишь травы, аэрдын. Но так и нэ научилась слушать сэрдцэ.

Сухие обветренные губы Шатая коснулись ее темени.

– А ты как будто слышишь!

– Я слышу, – ответил Шатай. – Я вэдь брат тэбэ.

* * *

Влас полнился силами. Вот только давала их не жирная пища и не хмельной мед, а жгучая ревность. Стоило подумать про шляха с Крапивой, остающихся в Тяпенках, поднималась из живота животная ярость. Глупая девка будто выбросила из головы резню, что учинили степняки. Принимала пищу из Шатаевых рук и тихо улыбалась, слушая вечерами его песни. А пел шлях так, что даже у княжича сердце сжималось.

Каковыми станут эти песни, когда третий лишний покинет деревню? Когда перестанет мешать двум влюбленным и те соединятся, как подобает мужу и жене? Быть может, шлях вспомнит о том, кто он по рождению, и станет жесток? Ну как ласки только в песнях да сладких речах и останутся, а сам Шатай станет, к примеру, бить жену, как часто водится у срединников? С этими невеселыми думами Влас выскочил из Старшего дома.

– Куда? – крикнул вослед дядька.

Но княжич только рукой махнул:

– Не до тебя…

Он долго стоял на крыльце, опираясь плечом о резной столбик с ликом обережного духа на нем. Дождь набатом бил по стенам и крыше, холодные брызги летели в лицо, но не остужали пыл.

Ветер переменился и дул со степи. Тревожный ветер. Запах напомнил о полученных ранах, и шрамы, залеченные колдовством Байгаль, заныли, как свежие. Но эта боль ничто в сравнении с той, что накрыла Власа, когда он подумал о том, как Крапива ляжет под своего мужа и что тот станет делать с нею. Княжич зажмурился, чтобы истребить видение, но то лишь стало ярче.

Он сбежал со ступеней и запрокинул голову, подставляясь дождю. Капли стекали по шее и катились за ворот, волосы намокли и прилипли к щекам. А видение все не исчезало…

Много пригожих девок жило в Тяпенках. Дочь Матки, которую та надеялась сосватать княжичу, хороша, да и прочие радуют глаз… Одна такая, со смоляной косой, выглянула в щелочку и позвала:

– Господине… Тебя Тур Несмеяныч кликнул…

Влас оглянулся, и девка мигом покраснела. Тоже ведь недурна собой. Темные очи, коса в руку, платье облегает стройный стан. Отчего же глядит Влас на нее, а видит… другую?

– Княже?

Влас широко улыбнулся и как бы равнодушно спросил:

– А что, девка… как тебя там?

– Свекла, господине… – Щеки ее вспыхнули пуще прежнего – и верно Свекла.

– Свекла… Поехала бы со мной молодшей, кабы позвал?

– Шутки шутишь, господине…

– А если и так? Отвечай.

– Поехала бы. Любая бы поехала.

Влас вздрогнул, как если бы его вновь протянули шляховской плетью.

– Видно, все ж не любая… Передай Посаднику, что тут я. Погулять вышел.

И в самом деле двинулся, до последнего убеждая себя, что всего-то взад-вперед