Самый тёмный грех - Ноа Хоуп

В самые чёрные, беспросветные дни, когда отчаяние становилось почти физически невыносимым, сдавливало грудь так, что трудно было дышать, я приходил сюда. Просто садился на край её кровати, такой же холодной и пустой, как и моя душа без неё. Иногда брал в руки какую-нибудь её безделушку – шарф, расческу, флакончик духов. Зарывался лицом в подушки, судорожно вдыхая аромат её парфюма, её кожи, который, казалось, ещё не выветрился. И просто дышал. Дышал и с болезненным, почти мазохистским наслаждением представлял, что я с ней сделаю, когда она снова, блядь, будет моей. Как буду держать, как буду целовать, как…

– Я приходил сюда, чтобы не сойти с ума окончательно. – произнёс я, толкая ногой дверь в её спальню. Там, внутри, всё было так, как она оставила. Тишина, чистота, порядок. Каждая грёбаная безделушка на своих местах. Её маленький, упорядоченный мир посреди моего хаоса.

Она медленно подняла голову, её заплаканные глаза обвели комнату. В них всё ещё читался ужас от масштабов разрушений, но теперь к нему примешивались растерянность и недоумение, а также крошечная искра чего-то тёплого.

Аккуратно, почти с благоговением, я уложил её на широкую кровать. Светлые волосы раскинулись по подушке спутанным ореолом, несколько прядей прилипли ко лбу. Мои пальцы на мгновение задержались на её талии, ощущая тепло сквозь тонкую ткань одежды. Она вздрогнула от моего прикосновения, и я услышал, как её дыхание сбилось, стало частым и прерывистым.

Не выпуская её из поля зрения ни на секунду, я навис над ней, упираясь предплечьями по обе стороны от головы. Мои мускулы гудели от сдерживаемого месяцами напряжения, от близости, которая была одновременно и пыткой, и высшим благом. Я заключил её в эту импровизированную клетку из своего тела, отрезая все пути к отступлению. Жадно втянул носом её запах – теперь он был не просто мучительным воспоминанием, не призрачным фантомом, терзавшим меня бессонными ночами, а настоящим. Такой близкий и дурманящий, что голова шла кругом. Голод, который я подавлял месяцами, взревел внутри, требуя немедленного насыщения. Кровь стучала в висках, отдавалась тяжёлой пульсацией во всём теле, особенно в паху.

– Я знаю, у тебя миллион вопросов, ангел, – голос стал ниже, интимнее. Тыльной стороной ладони провёл по её щеке, чувствуя мягкость её кожи. Она подалась навстречу моему прикосновению, её ресницы дрогнули и прикрылись на мгновение. – И нам действительно, чёрт возьми, есть что обсудить. Особенно твоё бегство, которое едва не свело меня в могилу. Но не сегодня, малышка.

Я наклонился ещё ниже, так, что мой лоб почти коснулся её лба, а наши дыхание смешалось.

– Сейчас… – я выдохнул эти слова ей прямо в губы, такие манящие, чуть приоткрытые, которые я так отчаянно жаждал почувствовать все эти бесконечные дни. – Ты. Нужна. Мне.

Каждое слово было пропитано месяцами животного голода, отчаяния и слепой ярости от разлуки. Я не мог больше сдерживать собственные чувства, эту лавину, что грозила смести всё на своём пути. Казалось, весь мир вокруг нас исчез, растворился, оставив только нас двоих в этом маленьком пространстве.

Медленно, растягивая пыточно-сладкое мгновение и смакуя каждую долю секунды нашей близости, я провёл кончиками пальцев по её шее, ощущая, как под ними ровно и сильно бьётся пульс. Затем ниже, к нежной ямке у основания горла, к хрупким ключицам, так соблазнительно выступающим под тонкой кожей. Каждый контур тела был мне до боли знаком, выжжен в памяти, и сейчас я заново открывал его для себя. Мои пальцы запутались в её волосах, сжав их у корней, заставляя её чуть запрокинуть голову, открывая мне больше доступа к её шее.

– Ты слишком долго была вдали от меня. – прошептал я, касаясь губами её кожи у виска, чувствуя её дрожь. – Я больше не выдержу ни дня без тебя.

Её ресницы дрогнули, и в уголке глаза блеснула слеза. Но не от страха. Это было что-то другое, глубже. Она подняла руку, и мягко обвела мою челюсть. Её пальцы были прохладными, но это прикосновение обожгло меня до самого нутра.

– Лукас… у меня больше нет сил бороться с тобой, – выдохнула она, и это прозвучало как капитуляция. Как признание, которого я ждал, кажется, целую вечность. – И… я не хочу.

Последние два слова она прошептала так тихо, что я едва расслышал их сквозь стук собственного сердца, но они взорвались в моей голове оглушающим фейерверком.

– И не нужно, любимая, – голос стал мягче, почти нежным. Я наклонился и коснулся губами её мокрой от слезы щеки, слизывая солёную влагу. – Борьба окончена. Теперь есть только мы и наша вечность. Клянусь, я сделаю тебя счастливой. Или сдохну, пытаясь.

Я больше не мог ждать. Ни одной грёбаной секунды. Терпение иссякло до последней капли. Мои губы обрушились на её – сначала требовательно, почти грубо, сминая, властно вторгаясь, забирая то, что по праву принадлежало мне. Я запустил одну руку в её волосы, сжимая их у корней, чуть оттягивая её голову назад, углубляя поцелуй, заставляя её полностью подчиниться этому напору. А затем, почувствовав её ответный порыв – её руки обвились вокруг моей шеи, её пальцы судорожно вцепились в волосы на затылке, притягивая меня ещё ближе, – мои губы смягчились.

Её тихий, сдавленный стон, похожий на всхлип удовольствия, потонул в нашем первом за эту вечность поцелуе. Это было не просто касание губ, а столкновение двух миров, изголодавшихся друг по другу. Я пытался впитать в себя всю её, утолить сжигающий изнутри голод, забрать всю её боль и страхи, и отдать взамен свою искалеченную, но безграничную любовь.

Дана выгнулось подо мной, подаваясь навстречу моим движениям, прижимаясь так близко, что я чувствовал каждый изгиб, впадинку, бешеный стук её сердца о мою грудь. Она отвечала на поцелуй с такой же отчаянной страстью и жаждой.

Мой ангел вернулся домой. Навсегда.

Глава 37. Лукас

Я оторвался от её губ хоть на миг, только чтобы судорожно втянуть в лёгкие воздух и попытаться успокоить бешено колотящееся сердце. Но не выдержал и впился поцелуями в её шею, в эту нежную, уязвимую кожу под ухом, где так сладко бился её пульс. Мой рот двинулся ниже к жилке на горле, оставляя на её коже свои тёмные, собственнические метки. Она запрокинула голову, полностью открываясь мне, её дыхание было таким же сбивчивым, тяжёлым и горячим, как моё.

– Лукас… – в этом шёпоте было всё: любовь, надежда, и полное принятие.

Но этого было катастрофически мало. Мне нужно было больше. Увидеть