Поэма о Шанъян. Том 3–4 - Мэй Юйчжэ

Что мне делать во дворце Чжаоян? Продемонстрировать свою победу? Или поведать о неудачах других? Я грустно улыбнулась. Ху Яо не сделала ничего плохого. Она просто сделала такой же выбор, как и я в свое время. Она боролась за выживание и сохранение достоинства – своих и тех, кого любила. Она просто хотела любой ценой устранить все препятствия, чтобы выжить. Если бы мы встретились не в такие неспокойные времена, быть может, мы могли бы стать хорошими подругами.

– Нет необходимости идти во дворец Чжаоян. Я устала. Идем домой, – повернувшись кругом, с этими словами я забралась в повозку.

Только повозка тронулась, как вдруг со стороны дворца Чжаоян я увидела бегущего к нам Ван Фу.

– Докладываю ванфэй – импера… свергнутая уроженка Ху лишилась чувств! Похоже, она рожает!

Обагренный кровью клинок

Во внутренних покоях ярко освещенного дворца Чжаоян суетились служанки и лекарки. Во дворце стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь слабыми стонами. На контрасте тишины эти звуки заставляли сердце замереть от ужаса.

Снаружи в тяжелых доспехах и в полной готовности ожидала императорская гвардия. Ночь была чернее железа, а воздух – настолько тяжелый, что невозможно было вдохнуть.

На моей памяти этот извечно одинокий дворец Чжаоян во второй раз выпустил на свет новую жизнь.

Некогда императрица Минчжэнь в этих стенах родила младенца для Цзылуна-гэгэ… В тот день казалось, что дворец стал другим, как будто даже небо и земля сменили цвета. Столько лет прошло, а я до сих пор вижу перед собой императрицу Се в белоснежных одеждах с младенцем на руках. Она говорила со мной, стоя на коленях, и молила забрать младенца. Но теперь Цзин-эр был далеко от дворца, ему постепенно становилось лучше. Быть может, когда-нибудь он достигнет великого спокойствия. Что до поручения Ваньжу-цзецзе – выполнила я его? Или не оправдала доверия? Переродился ли Цзылун в простолюдина? Сможет ли он провести свой век, как желал того?

Я растерянно смотрела на дворцовый фонарь и неосознанно проваливалась в прошлое. Вдруг раздался слабый детский крик, и я вздрогнула. Голос – хрупкий и нежный, как у котенка. Сердце мое бешено заколотилось. Я лишь надеялась, что небо смилостивилось надо мной и родилась девочка!

Быстро выбежала Лао-момо и упала на колени.

– Императрица родила маленького принца.

В ушах раздался громкий грохот – рухнула последняя надежда. Принц… Значит, у нее родился принц. Именно он заставит меня сделать этот выбор.

Я упала в кресло и опустила голову. В это мгновение дворец Чжаоян был самым прекрасным, но при этом и самым мрачным. Между карнизами, столбами и парчовыми занавесками скользили покачивающиеся тени. Казалось, это заблудшие призраки императорских предков и императриц всех династий. И сейчас они смотрели на меня свысока, на женщину, в жилах которой течет императорская кровь. Смогу ли я собственными руками разорвать последнюю в своем роду нить династии?

«Девочку можешь оставить, мальчика – нет», – пять слов, сказанных Сяо Ци. Пять слов, которые могли подарить младенцу шанс. Я цеплялась за эту надежду, надеясь, что небо смилостивится над Ху Яо и она родит дочь. И она могла бы прожить хотя бы половину жизни в спокойствии.

Я долго думала, как сохранить жизнь Цзыданю, его супруге и их детям, как сделать так, чтобы они в будущем, как и Цзин-эр, держались подальше от несправедливостей дворца. Чтобы они могли провести остаток жизни среди красивых гор и родниковых вод. Я думала об этом до сегодняшнего дня…

Поскольку императрица Ху родила мальчика, она могла бы вынести ребенка из дворца и выдать его за ребенка кормилицы, но для народа она бы объявила, что маленький принц скончался. Когда Цзыдань отречется от престола и уедет с женой подальше от столицы, кормилица могла бы отправить ребенка к родителям и они приняли бы его как приемного сына.

Однако тайный указ не выполнен, род Ху практически истреблен, а пощечина Цзыданя разрушила все мои тщательные планы. Мои субъективные желания в конечном счете ничего не стоили.

Цзыдань – не Цзин-эр. Он не ребенок, который весь свой век находится во власти других. В этой жизни не избежать ненависти к трону и истребления рода. Цзыданю и Сяо Ци, Ху Яо и мне суждено навсегда стать врагами.

Сейчас новорожденный не знал о радостях и горестях мира, но кем он станет через много лет? Знает ли он, сколько человек возненавидели его только потому, что он родился? Беспрерывно может быть не только родство, но и ненависть!

– Ванфэй! – позвала меня Ляо-момо. – Тело императрицы слабо, после родов она до сих пор находится без сознания. Маленький принц родился преждевременно. Он родился хилым и очень худым…

Сердце мое сжалось.

– Покажите мне ребенка.

– Слушаюсь, – ответила Ляо-момо и ушла.

На мгновение я задумалась, затем сказала:

– Позовите придворного лекаря.

Из внутренних покоев вышла кормилица, держа в руках спеленатого ребенка в ярко-желтых парчовых тканях. Опустившись передо мной на колени, она протянула мне малыша.

Завернутый в пеленки младенец не плакал – он едва слышно хныкал. Подняв дрожащие руки, я хотела забрать малыша из рук кормилицы, как вдруг ясно увидела лицо ребенка – его ротик и носик были такими же, как у Цзыданя, а вот брови и глаза – как у Ху Яо. Словно почувствовав мой взгляд, его хрупкие реснички дрогнули, и он открыл глаза. На меня пристально смотрела пара обиженных глаз, пронзая меня испепеляющим светом. Это были глаза Ху Яо, а, может, даже Ху Гуанъюаня – юноши, покончившего жизнь самоубийством за решеткой.

Кормилица увидела, как я протянула руки, но застыла. Она собралась помочь положить малыша мне в руки, как вдруг я крикнула:

– Не подходи!

Отшатнувшись назад, я ударилась о стол, на котором стояла переносная лампа. Лампа перевернулась и погасла, а глаза малыша вдруг потускнели.

– Рабыня заслуживает смерти! – Кормилица была так напугана, что упала на землю и дрожащими руками обхватила младенца.

Ребенок выглядел испуганным и, кажется, заплакал.

Я отшагнула чуть назад. Чтобы успокоиться, сжала руки на груди, но на младенца я больше смотреть не могла. Покачивались на ветру дворцовые фонари, но моего лица видно не было. Я чувствовала себя в безопасности, только когда пряталась в тени.

– Ванфэй, прибыл императорский лекарь, – сказала Ляо-момо и удивленно посмотрела за мое плечо.

Услышав стук сапог, я обернулась: во дворец прибыли не только три лекаря – впереди шел Сун Хуайэнь.

Я судорожно выдохнула и встретилась со спокойным взглядом Сун Хуайэня. Его невозмутимость была