Последователи Хаоса - М. К. Лобб

встречалась с Микеле, но сейчас она могла представить, как бы мог выглядеть мальчик, которым так сильно дорожил Дамиан. В очертаниях скул Руссо была мягкость, а в глазах виднелась тревога, как бы он ни пытался ее скрыть. Сейчас он выглядел моложе. Но приглядевшись внимательнее, Роз заметила кое-что еще в Алексии Руссо. Мужчина перед ней носил маску, которая была ей хорошо знакома, ведь Роз надевала ее каждый день после смерти отца, чтобы скрыть то, как горе разъедает ее изнутри.

Алексий Руссо был зол. Он винил Дамиана за свои страдания, как когда-то делала Роз. Как и она, Руссо позволил злости захватить себя, сделал ярость своей главной чертой характера. Снаружи он казался простым мужчиной, злым и неприятным, но на самом деле был совсем не такой. Роз ясно это видела.

Перед ней стоял человек, который вот-вот достигнет своего предела. Он получил именно то, чего хотел, но осознал, что этого никогда не будет достаточно, чтобы починить сломанную часть его души.

Роз видела в нем себя.

Краем сознания она замечала, как Насим зовет брата, как Сальвестро Агости подгоняет офицеров нетерпеливым рыком, как где-то вдалеке, словно вой раненого зверя, пронзает воздух гул туманного горна. Она увидела, как Сальвестро вырвал пистолет из рук Руссо, как прицелился.

Но она слишком поздно увидела Дева.

Роз никогда не узнает, как ему удалось вырваться из рук офицеров, которые удерживали его на месте. Он посмотрел на Насим, его аквамариновые глаза вспыхнули, а взгляд блеснул сталью. Роз обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дев кинулся к Дзейну, крепко сжав челюсти в напряжении, рожденном отвагой. Его движения были быстрыми и четкими, а отчаяние – изящным. На лице отразилась решимость, которой обладали только те, кто точно знал, каково это – терять любимых.

Роз не была до конца уверена, остановилось ли время или она застряла в бесконечности между секундами. Казалось, никто вокруг не двигался, застыв, словно герои странной картины. Остался только Дев, только его светлые волосы, маяком сиявшие в темноте, когда он кинулся к обрыву и притянул Дзейна к своей груди, головой уткнувшись ему в шею.

Роз потребовалось мгновение, чтобы понять, что происходит.

Дев стал щитом.

Первая пуля вылетела из пистолета Сальвестро. Она попала Деву в спину. За первой пулей последовала вторая. Потом третья. Четвертая. Его лопатки дернулись друг другу навстречу, а позвоночник изогнулся от силы, с которой металл пронзил его плоть. Он отпустил Дзейна, оттолкнув юношу на безопасное расстояние, и упал на колени.

«Беги», – прошептал он одними губами, и Дзейн побежал, скрывшись в пелене тумана.

Краем сознания Роз понимала, что кричит. В ее ушах звенел грохот выстрела, и она кричала, кричала и кричала, до тех пор, пока перестала понимать, издает ли хоть какой-то звук. Кровь в тусклом свете казалась черной. Здесь было столько крови, что ее разум отказывался воспринимать это. Тело онемело.

Потому что Дев не мог умереть. Это противоречило законам реальности. Он выживал, даже когда мир вокруг него рушился. Он выживал, даже когда не должен был, даже когда все вокруг восставало против него, даже когда родной город говорил, что его жизнь не имеет значения. Он слишком важен, чтобы умереть. Его смех был слишком заразным, его печаль – слишком острой. Роз слишком хорошо знала его лицо; каждое его выражение было выжжено на подкорке. И ему еще так много требовалось вспомнить – так много улыбок, которыми он не делился с тех пор, как погибла его сестра. Он не мог умереть прежде, чем Роз выпал шанс вновь их увидеть.

Она вспомнила, как они познакомились. Дев наблюдал за тем, как она метает ножи, стоя в сумерках у таверны. Вспомнила, как он тогда опасно ухмыльнулся. Друг заставил ее рассмеяться в ту самую первую ночь. Он вырвал этот звук из ее груди прежде, чем Роз осознала, что еще помнит, каково это – смеяться.

Когда Дев вскинул голову к небу, на его лице отразилось спокойствие. Безмятежность. Он застыл во времени, словно святой, запечатленный на фреске. Святой, изгнанный с небес.

Его веки дрогнули и закрылись, когда он упал. Тело перевалилось через край обрыва и исчезло из вида.

Мир вокруг затих. Казалось, сама земля затаила дыхание.

Словно все ее внимание требовалось, чтобы поприветствовать Дева в своих объятиях.

32. Дамиан

Дамиан услышал крик Роз.

Он замер на входе в Палаццо, и его контроль над сознаниями омбразийских солдат на мгновение ослаб. Он оставил Роз в коконе темноты на балконе Базилики, уверенный в том, что там она будет в безопасности. Как она могла оказаться здесь?

Но долю секунды его сковала безжалостная хватка холода, толстые, словно слепленные из грязи руки обхватили его лодыжки, не давая сделать шаг вперед. Он услышал знакомое эхо собственного голоса, но он звучал странно, будто донесся из-за плотной водяной завесы. Берег чист. Он услышал влажные шлепки армейских сапог по грязи, выстрел, а затем пугающий хрип. Сдавленный звук, который каким-то образом вырвался из его тела, не был криком. Возможно, это было отрицание. Возможно, звук был бессмысленным и неразборчивым. Каждая нота навсегда запечатлелась в сознании Дамиана, но он не мог вспомнить, что именно произнес, если вообще говорил хоть что-то.

Именно такой звук Роз издавала сейчас. Он был полон чистой, горькой скорби. В нем чувствовалось мучительное осознание того, что вот-вот должно произойти что-то ужасное, и ты бессилен это остановить. И даже если попытаешься, будет слишком поздно.

В этот крохотный, быстротечный миг Дамиан по-настоящему очнулся.

33. Роз

Роз смотрела, как падает Дев, словно бессильный наблюдатель в слишком реалистичном кошмаре.

В любую секунду он перевалится через край обрыва и улыбнется, тряхнув головой, чтобы убрать с лица мокрые волосы. «Вы это видели?» – наверняка скажет он. Или, быть может: «Они меня почти достали».

Но секунды текли одна за другой, а он так и не появился.

Киран и Сиена в ледяном ужасе смотрели на край обрыва. Насим рухнула на землю, и ее лицо исказилось в мучительной агонии. По ее щекам струились слезы, а глаза покраснели. Она впилась ногтями в траву, словно только это привязывало ее к земле. На Роз накатило понимание: Дев спас Дзейна ради Насим. Он знал, каково это – потерять родного человека, и не хотел, чтобы девушка прошла через это, ведь она только-только воссоединилась с братом. Он пожертвовал собой, чтобы избавить ее от боли.

«Я не готов привязываться к