Эта башня во мне - Надежда Викторовна Ожигина

А тут – прям идеально совпало. И повод, и концерт, и экзотика. Хотя китайская классика, как назло, отсылает меня к дракону. А от дракона по плавной дуге мысль возвращается к Воронцову, и случается яркая вспышка от короткого замыкания. Перегруз, фатальная ошибка системы.

Вот как исхитряюсь в любых обстоятельствах вляпаться в водевиль?

А тут еще названия улиц! Раньше не обращала внимания, но теперь взгляд цепляется намертво в знакомые имена. Рядом с концертным залом вдруг проявился из тени Брюсов переулок! А чуть подальше – Вознесенский переулок, с ума сойти. Кто так заплел все тропинки и ниточки, что, гуляя по разным районам Москвы, я натыкалась на кусочки истории, в которую меня окунули? Кто выдумал этот безумный квест?

Мой любимый квартет во главе с дирижером оживленно махал руками из-под памятника Чайковскому. Бронзовый композитор был ровесником гостиницы «Ленинградская» и большинства высоток, отлитый в 1954 году по проекту скульптора Веры Мухиной. Одной рукой Петр Ильич записывал ноты в тетрадь на пюпитре, а другой задавал нужный ритм звучания. Мухина не дожила до открытия, мотаясь по разным инстанциям, пытаясь достучаться до Сталина, и ее проект завершили другие. А скольких студентов он вдохновил! Сколько назначалось свиданий, собиралось и распадалось групп, сколько замыслов и молитв услышал бронзовый композитор! Когда-то и я бежала к Чайковскому, опаздывая на полчаса, а злой Лешка бродил вдоль решеток с букетом…

Ну вот, опять занесло не в ту степь. Самое время подумать о бывшем!

Дирижер был искренне рад меня видеть, сразу вывалил на бедную голову список нот, которые нужно найти и переложить в современном ключе для участия в новом проекте. Альтистка тянула за рукав в сторонку, пересказывая последние сплетни. А виолончелист норовил утащить с плеча привычный потертый кофр. Лишь флейтист молчал и смотрел на меня глазами побитой собаки. В чем же он так провинился? Я даже не пыталась понять.

Мы прошли мимо портика главного входа в левый флигель усадьбы, предъявили контролеру билеты. В Малый зал уже стекались колоритные группы желающих приобщиться к прекрасному: почему-то каждый посетитель концерта считал долгом показать увлеченность Азией, и недостатка в экзотике не было. Прически с заколками из нефритовых лис, каффы с фениксами и драконами, шелка всевозможных расцветок. Даже мелькнул халат-ханьфу. В противовес бомонду Москвы представители китайской общины, туристы и гости столицы оделись на европейский манер и теперь со скептическим интересом наблюдали, как искусство дорамы влияет на сознание масс.

Скрипку потребовали сдать в гардероб, виолончелист все же свистнул мой кофр и пристроился с ним в небольшую очередь. Флейтист увязался следом. Остальные затеяли репертуарный спор, а я прошла по фойе к бюстам Бетховена и Шопена, выполняя бесхитростный ритуал. Кто-то трет лапы моим котам. А я утираю носы композиторам.

Вдруг дирижер замолк поперек проникновенной тирады, а альтистка округлила глаза до предела, уставившись мне за плечо. Парни, вернувшиеся из гардероба, застыли соляными столбами. Интересно, у меня крылья выросли? Или кто-то гигантский и страшный напал сзади и готов проглотить?

Ответом был отзвук бяньцина, словно ветер качнул колокольчики в храме. И вкрадчивый шепот в самое ухо:

– Вот мы и встретились, А-ля! Как высокие горы и текущие реки…

Сердце сбилось, но тотчас ускорилось, будто кто-то пустил метроном в двести бит, заставляя играть в темпе престиссимо с пометкой agitato. Да куда уж взволнованней?!

Мои плечи бережно сжали пальцы, тонкие, изысканные, фарфоровые. Я оглянулась, развернулась к Китайцу, даже не пробуя скрыть улыбку. Невозможно стоять с хмурым видом, когда улыбается Юэ Лун.

Одет в белоснежные холщовые брюки с забавными накладными карманами, футболку темно-синего хлопка и потрясающую жилетку, напоминавшую светлый фрак с оторванными рукавами. Вау!

Но сегодня наконец-то и я могла усладить чей-то взор. Вместо привычной курточки, конского хвоста и наушников – красивое светлое платье из коллекции Софи Вознесенской, приталенное, струящееся, с расшитым стразами пояском и перьями на декольте. Перчатки до локтя из небесного атласа. Волосы, собранные на затылке в изящный завиток-улитку. Я сама себе нравилась в зеркалах, было даже совсем не жарко, разве что кофр путался в перьях, пока его не отняли.

Но главное – совершенно точно! – я понравилась Юэ Луну. То есть раньше была ему симпатична, эксцентричная Скрипачка из парка, а теперь в его миндальных глазах проявился чисто мужской огонек.

Что ж, приветствую тебя, обаятельный клин, которым вышибают любовь из вдребезги разбитого сердца.

Отвечая на вопросы Китайца, я рассказала о давней мечте посетить экзотическое мероприятие, о билетах в задних рядах балкона, о друзьях, что глазели на нас, неэстетично разинув рты.

Юэ Лун зацепил их взглядом, улыбнулся, взял меня под руку. И повел к товарищам по искусству, будто даму провожал после танца, галантно возвращая родне. Улыбнулся обольстительной чеширской улыбкой, от которой впечатлительная альтистка улетела куда-то к фрескам, украшавшим потолок консерватории. Парни держали себя в руках, они даже как-то сплотились против превосходящих сил. Но китайское очарование пробило брешь и в этой стене.

– Видите ли, друзья мои! – убеждал, почти пел Юэ Лун. – Я собирался в консерваторию с другом, но увы, друг заболел. И у меня пропадает билет. Согласитесь, что нашей общей знакомой будет лучше в пятом ряду партера, чем в толкотне на балконе. Она мечтает понять гуцинь, но для этого нужно не только слушать, нужно смотреть, обязательно! За движением пальцев, за лицом музыканта. К тому же я смогу рассказать об исполняемых песнях. Вы ее отпустите, правда? Не затаите обиды?

Мой бедный квартет под таким напором лишь смущенно топтался в фойе. А меня почему-то забыли спросить, что изрядно подбешивало в ситуации. С другой стороны – пятый ряд партера. Удобное кресло, чудесный обзор. Откуда такие билеты?

– То есть вы – богатый студент? – не сдержалась я, когда Юэ Лун потащил меня прочь от товарищей, как-то резко утративших праздничный вид.

Несколько раз оглянулась на них, пантомимой изображая раскаяние. Торопливо оглядела фойе: ведь должен прийти и Обухов, у кого-то сменявший билеты все на тот же пресловутый балкон.

Юэ Лун с бесподобной улыбкой и непрошибаемым пофигизмом рушил все мои планы на вечер, подменяя минутным порывом.

– Разве я утверждал, что богатый? – рассмеялся довольный Китаец. – Я говорил, что вечный. Конечно, преувеличил немного… Вы кого-то ищете, Аля? Пожалуйста, побудьте со мной. Вы все время куда-то спешите!

Юэ Лун угостил шампанским в буфете, умопомрачительно дорогим, познакомил, как со старым приятелем, с атташе