Беда - Никки Мэй

одежду. Дидье, который прежде бесил, разгуливая по дому в боксерах, превратился в ханжу. Больше обнаженным он не ходил. «Пузатый муженек с отвисшим, дряблым животом». Бу невыносима была мысль, что из-за нее муж ненавидит себя.

Интересовала его лишь одна тема: Нил. У Дидье накопилось множество вопросов, это была какая-то нездоровая одержимость — он хотел подробностей. Грязных подробностей. Бу понимала: расскажи она все — сделает ему только хуже, Дидье будет сложнее жить дальше, поэтому замолчала. Он разражался потоком ругани на французском. И они снова замолкали.

Календарь Бу поделился на две части, «ДР» и «ПР» — до того, как Ронке разрушила ее брак, и после. Она постоянно думала о ней. Ронке, которая была подружкой невесты (и рыдала, когда Дидье и Бу давали клятвы). Которая была рядом, когда родилась София (и оказалась куда полезнее Дидье — его вообще вырвало). Ронке, которая всю жизнь была ее лучшей подругой, превратилась в подлую предательницу!

Бу поделилась своими чувствами с Дидье. Зря.

— Это все Ронке. Она не должна была говорить это тебе. Она предала меня. Вряд ли я смогу ее простить.

— Предала?! — закричал Дидье. — Ты сейчас серьезно причитаешь о предательстве и прощении?! Ронке — хороший человек. И это не ее вина!

На третий день «ПР» Бу подала заявление на увольнение по электронной почте. Коротко и сухо объяснила Нилу, что отработает оставшиеся дни из дома. Он не стал спорить. На следующий день вместо плана отработки ей пришли подтверждение от отдела кадров и выплата за три месяца. Умно, Нил, умно.

Когда курьер привез набитый ее вещами пакет (фотография Дидье и Софии в рамке, кружка с надписью J’aime Maman, упаковка тампонов), Бу ощутила облегчение. Вот так просто? Почему она не сделала это неделями раньше? «Как и советовала Ронке», — подсказал бесполезный голос в голове.

Тем же вечером Бу быстренько уложила Софию, чтобы сказать об увольнении Дидье. Она выхватила у него пульт, пока муж не успел увеличить громкость.

— Я уволилась. Больше мы с ним не встретимся. Это конец. Пора возвращаться к нормальной жизни.

Тишина. Бу думала, что муж обрадуется. Или хотя бы ему станет чуть легче.

— Дидье… Скажи что-нибудь! Прошу!

— Нормальной жизни? Снова хочешь оказаться в ловушке с пузатым муженьком? — выпалил Дидье, схватил пальто и выбежал из дома.

Он вернулся в два часа, взял постельные принадлежности и ушел в гостиную. Бу не спала, ждала его, но он на нее даже не посмотрел.

Было еще кое-что новое в их «раздельной, но совместной» жизни. Уборка. Бу слышала, как Дидье чистит унитаз всякий раз, как им воспользуется. И она понимала, почему так. «Не знаю, кто хуже приучен к туалету: муж или дочь. Смешно!» Но вообще это было совсем не смешно. Это трагедия.

На пятый день «ПР» София явилась в их спальню в неурочный час и увидела, что Бу там одна.

— Où est Papa[171]? — завопила она. — Où est Papa?

И тут появился Дидье — с мутными со сна глазами, в свитшоте с длинными рукавами и старых джоггерах.

— Я тут, mon bébé, — сказал он. Дидье теперь даже спал в одежде. Бу почувствовала огромную тяжесть вины. Она ее раздавила.

— Ты где был, папа? Почему не здесь? — хныкала София. — Ты больше маму не любишь?

Дидье забрался на кровать, посадив Софию между ним и Бу, — такой вот живой барьер. Впервые за все это время он посмотрел жене в глаза.

— Не мог уснуть, mon bébé. Конечно, папа любит маму. И мы оба любим тебя.

После этого они вновь стали спать в одной постели. Хотя не прикасались друг к другу. Не разговаривали. Но это был явный прорыв.

Пока Дидье не нанес удар.

В субботу утром он вручил Софии свой планшет, закрыл ее в гостиной и объявил новость:

— В понедельник мы собираемся во Францию. Я уже купил билеты. Плевать — подумаешь, закончит ходить в школу на четыре дня раньше. Мне нужен перерыв.

— Отличная идея! — обрадовалась Бу. Наконец-то оттаял! — Да! Да! Нам всем это сейчас необходимо.

Дидье поднял руки, выставив их вперед ладонями.

— Не тебе. Мне и Софии. Я хочу от тебя уехать. Мне нужно пространство. Тяжелая обстановка вредит Софии.

Желудок Бу сжался. Такое ощущение, будто из нее выкачали весь воздух.

— Но… Что ты скажешь своим родителям? Что мы скажем Софии?

— Уверен, ты что-нибудь соврешь, — отмахнулся Дидье.

Бу вздрогнула, и Дидье немного смягчился. Он сказал, что любит ее, просто он хотел домой.

— Это твой дом, — сказала Бу. — Наш дом.

— Знаю. Мне тяжело, Бу. Пожалуйста, не усложняй.

— Мне так паршиво из-за того, что я натворила…

— Я рад.

— Дидье… — Она рухнула на диван.

— Значит, тебе не все равно. Я и хочу, чтобы ты переживала.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал. Я люблю тебя. И я готова на все, чтобы исправить ситуацию.

— Тогда отпусти нас с Софией во Францию. Это не навсегда. Только на пару недель.

Бу пришлось смириться. А что еще она могла поделать? Они придумали историю: маме нужно работать над серьезным проектом, поэтому София отправляется в необыкновенное путешествие вместе с папой. Дочь страшно обрадовалась, что проведет le Noël en France avec Mamie et Papie[172]. Бу пыталась не принимать происходящее слишком близко к сердцу, но у нее не получалось — она все равно чувствовала себя нелюбимой, нежеланной. Слушала, как они болтают (на французском) о том, как им весело будет без нее, почти ничего не понимала, и из-за этого ей становилось еще хуже.

Но отвратительнее всего было то, что Дидье приободрился, озвучив свой план. Добрее вел себя с Бу, смотрел на нее, улыбался (пару раз), снова приносил ей чай по утрам. Одна только мысль, что он уезжает от Бу, радовала его.

Пока они не уехали, Бу еще удавалось как-то держать себя в руках. Она должна была. Ради Софии. Но как только семья переступила порог и дом опустел, мысли Бу понеслись вскачь. Она чувствовала себя потерянной. Брошенной.

Бу пыталась понять, почему она вообще это сделала. Чего ей, по ее мнению, не хватало? Что так возмущало? Уборка? Неужели она разрушила свою жизнь из ненависти к пылесосу? Или потому, что ее муж и дочь иногда разговаривают на французском? Или потому, что она работала всего два дня в неделю? Почему ей не пришло в голову, например, нанять уборщицу, начать заниматься французским и сменить работу?

Она просто зря потратила столько времени,