Хрустальная ложь - М. Эль

— Виктор! Назад! — крикнула она, её голос был полон боли и страха. — Не подходи!

Но он уже видел Селину, которая, испуганная шумом, выглядывала из своей кроватки, готовая расплакаться. Он не мог оставить её. И не мог позволить, чтобы её нашли.

— Мама! — закричал он, его голос был тонким и полным отчаяния.

Амалия дёрнулась, пытаясь обернуться, увидеть его, но её снова ударили.

— Не трогайте моего сына! — её крик был криком зверя. Крик матери, готовой защищать своё дитя любой ценой. — Виктор, беги!

Виктор, не слушая приказов, бросился в комнату к Селине. Он подбежал к её кроватке, схватил её на руки. Маленькая девочка прижалась к нему, дрожа всем телом.

— Тише, тише, — шептал он, хотя его самого трясло от страха.

Он бросился к большому, старому шкафу в углу комнаты, который мать всегда считала их тайным убежищем. Быстро открыл дверцу.

— Сюда, мелкая! — прошептал он, впихивая её внутрь. — Прячься!

Селина, завороженная его решимостью, но испуганная, послушно влезла в шкаф, спрятавшись среди платьев.

— И главное, — строго, но с дрожью в голосе, приказал Виктор, — Не плачь. И не выходи. Пока я не скажу. Поняла?

Селина, испуганно кивнув, плотно прикрыла дверцу.

Виктор бросился обратно в комнату, его сердце колотилось в горле, задыхаясь от ужаса. Он слышал, как грубые голоса приближаются. Он слышал крики своей матери.

Он хотел выскочить. Он хотел закричать. Но мама сказала — прятаться. И он спрятал Селину.

Именно в этот момент, когда он уже приготовился к худшему, прозвучал первый выстрел. Из темноты дома.

Люциан вернулся.

Пули свистели по дому, как осиные стаи, пробивая стены, разбивая окна. Люциан, с пистолетом в руке, двигался с устрашающей скоростью, его гнев был яростен, а точность смертельна. Он убил троих мгновенно, но Амалию успели утащить. В машину. Двери захлопнулись с глухим стуком.

Виктор кричал и рвался вперёд, пытаясь освободиться, но отец удерживал его одной рукой, стреляя другой. Это был хаос. Мясо. Кровь на дорогих коврах. Огни фар, пронзающие темноту. Горящие покрышки, оставляющие чёрные следы на подъездной дорожке.

А потом взрыв.

Машина, в которую посадили Амалию, взлетела на воздух, как огромный, огненный цветок, озаряя ночное небо.

Виктор сорвался с места, крича «Мама!», но Люциан поймал его — силой, отчаянно, удерживая сына, который бился и кричал до хрипоты.

— Папа! Папа, пусти! Мама там! — мальчик бил его руками и ногами, крича до хрипоты, его голос был полон недетского ужаса.

Люциан держал его крепко, как железо, но глаза его — впервые в жизни Виктор видел — были пустыми. Зрачки расширены, взгляд отсутствующий, словно вся душа его была выжжена этим огнём.

Он шёл к огню, волоча за собой сына, который уже не кричал, а лишь тихо всхлипывал. Знал, что ничего не осталось. Не осталось ничего.

Амалии не стало.

Через три дня Виктор проснулся от того, что отец сидел рядом. Он лежал в своей кровати, всё ещё слаб, но уже чувствуя, как силы возвращаются. Люциан, человек, которого боялись города, чье имя было синонимом власти и страха, выглядел мёртвым. Его лицо было заострённым, черты лица заострились, словно высеченные из камня, но теперь камень треснул. Голос был сорван, хрипел, как будто прошёл через ад и обратно.

Он протянул Виктору нож. Не тот, что был украшением, а другой, более простой, но явно смертоносный.

— Это был подарок твоей матери, — произнёс Люциан, его пальцы дрожали, когда он вкладывал рукоять в ладонь сына. — Она всегда знала, что тебе понадобится.

— Папа… — Виктор сжал нож, чувствуя холод металла, но в глазах отца не видел ничего, кроме бездонной пустоты.

— Слушай. Ты должен знать правду, — Люциан опустил голову, его плечи поникли под невидимым грузом. — Это был не случай. Это было нападение на меня. Они знали, что я не вернусь вовремя. Они узнали наш адрес. Они взяли её, чтобы ударить по мне.

Его голос дрогнул. Впервые Виктор слышал, как отец плачет. Не стекая слезами, а именно дрожанием голоса, словно струна, натянутая до предела, вот-вот должна была лопнуть.

— Я защищал всех. Нашу семью, наш клан, наш мир. Но не смог защитить её. Не смог защитить… нашу семью. — Последние слова прозвучали как признание в собственном провале.

— Папа… — Виктор хотел утешить, хотел сказать, что это не его вина, но слова застряли в горле.

— Виктор, запомни. — Люциан поднял голову, и в его глазах, несмотря на боль, загорелся прежний стальной блеск, но теперь он был холоднее, жёстче. — В нашей жизни есть только два пути: защищай или теряй. Нельзя быть слабым. Слабость убивает тех, кого ты любишь. Женщины — наша и сила, и наша слабость. Понимаешь? Твоя сестра и будущая жена, вот за кого ты должен положить жизнь. Только за них. Всё остальное — пыль.

Мальчик крепко сжал нож. Металл врезался в ладонь, но он не чувствовал боли. Он чувствовал лишь холод, который проникал в самую душу.

В ту ночь маленький Виктор умер. Тот мальчик, который верил в сказки, в любовь, в то, что зло можно победить добром.

И родился тот, кого будет бояться Америка.

— Прости. — голос Валерии стал почти шёпотом, полным неподдельного сочувствия.

— Не нужно, — покачал он головой, его глаза были закрыты. — Это было давно. Но, знаешь, иногда я думаю: может, поэтому я и стал таким. Слишком рано понял, что любовь — это боль, если не держишь дистанцию. Если не контролируешь ее.

— А я — что боль всё равно найдёт, даже если спрячешься, — ответила она. — Так зачем прятаться? Зачем тратить силы на то, что неизбежно?

Молчание между ними стало плотным, почти ощутимым, наполненным их общими, невысказанными истинами.

Валерия всё так же водила пальцем по его груди — неосознанно, медленно, этот жест стал ее якорем.

Мужчина не двигался, только смотрел в потолок, слушая её дыхание, которое с каждым вдохом становилось все ровнее.

— Виктор, — тихо сказала она, ее голос был едва слышен.

— Мм? — ответил он, даже не открывая глаз.

— А тебе... хорошо сейчас?

Он улыбнулся уголками губ.

— Не спрашивай очевидное, змейка. Если бы было лучше — я бы, наверное, не выдержал. Сердце бы выскочило.

Девушка засмеялась тихо, глухо, положив голову ему на плечо, и почувствовала, как покой разливается по всему телу.

— Не начинай. Я не из тех, кто говорит о чувствах.

— Я тоже, — шепнул он. — У нас все по умолчанию.

Долгое молчание.

Она слушала, как ровно бьётся его сердце, сильное и уверенное.

Он —