Хрустальная ложь - М. Эль

— Сестра, ты как всегда вовремя. И как всегда — умеешь быть наблюдательной.

— А ты как всегда — идиот, — парировала она, щурясь на него, но в ее глазах горел озорной огонек. — Влюбился, да? Наконец-то твоя ледяная задница оттаяла?

Он улыбнулся — спокойно, без привычной маски, без тени хищного прищура.

— Возможно, — ответил он, и в этом слове было больше признания, чем она могла ожидать.

— Ахереть дважды, — повторила Селина, ее рот был приоткрыт от удивления, и, развернувшись, вышла, бормоча что-то вроде «пойду куплю вам свечей, раз вы тут семейный ужин устроили, и шампанского… и вообще, позвоню Луизе, пусть она узнает первой».

Дверь захлопнулась, оставляя за собой эхо её смеха и шока.

Тишина.

Валерия повернулась к нему и, не сдержавшись, прыснула со смеху. Смех был легким, искренним, очищающим.

— Боже, она тебя точно сожрёт, если узнает, что я действительно у тебя ночевала. И Лу ее поддержит.

— Пусть пробует, — пожал он плечами, его глаза смеялись. — Я защищён тобой, ma maîtresse rebelle. (моя мятежная госпожа)

— Что это значит на этот раз? — спросила она, щурясь, но в ее голосе не было и намека на злость.

— "Самая опасная женщина, которую я когда-либо хотел удержать", — перевел он, наклоняясь ближе. — "Моя соучастница в этом безумии."

— Придурок, — усмехнулась она, но ее взгляд был полон нежности.

— Возможно, — ответил он, наклоняясь ещё ближе, почти касаясь её губ, — С тобой, змейка, адекватный мужчина застрелиться.

Валерия тихо рассмеялась, ее смех был ответом, который не требовал слов. Она смотрела на него — и впервые за долгое время не думала о своих стенах, о кланах, о долге, о том, что должна была делать.

Только о нём.

О мужчине, с которым даже хаос казался покоем. Мужчине, который видел ее такой, какая она есть, и все равно хотел ее рядом.

Дверь за Селиной уже давно захлопнулась, оставив за собой тишину, которая казалась гуще и плотнее, чем прежде, и лёгкое эхо смеха, постепенно затухающее в стенах квартиры.

Валерия сидела на диване, всё ещё пытаясь отдышаться от приступа хохота, который так неожиданно прорвался сквозь её обычно невозмутимую маску. Виктор просто смотрел на неё, с тем редким, тёплым выражением, которое появлялось только для неё, когда он позволял себе быть не главой клана, а просто мужчиной.

— Ты даже не пытался отрицать, — сказала она, прикуривая сигарету и прищурившись, выпуская тонкую струйку дыма. В её голосе была лёгкая хрипотца, искорка веселья.

— А смысл? Всё равно бы не поверила, — ответил он, лениво откидываясь на спинку дивана, его взгляд был прикован к ней. — К тому же, я не вижу, что именно мне нужно отрицать.

Она усмехнулась, качнув головой.

— То, что ты чертовски самоуверен.

— Это факт, не обвинение, — хмыкнул он, его глаза искрились. — Я не отрицаю факты.

— Ты неисправим, Энгель.

Он посмотрел на неё, и в его взгляде мелькнуло что-то мягкое, почти домашнее, что-то, что выходило за рамки их обычной динамики.

— Виктор. — Его голос был неожиданно серьезным, прервав их словесную игру.

— Что? — Она чуть приподняла бровь.

— Зови меня по имени, а не по фамилии. Я ведь тебя не называю Андрес, хотя мог бы, с твоей-то славой. — сказала он, и в его голосе прозвучала нотка уязвимости, которую он старательно прятал.

Валерия замерла на секунду, играя языком с фильтром сигареты, обдумывая своё решение. Это было важнее, чем казалось.

— Виктор, — произнесла она тихо, и это имя, произнесённое её губами, прозвучало как нежная мелодия, как открытие.

Он, кажется, даже перестал дышать. Весь мир вокруг него застыл.

Взгляд — мягкий, но в нём горел огонь, словно от этого простого имени разгорелся внутренний пожар.

— Ещё раз, — сказал он хрипло, будто боялся, что это сон, что она сейчас исчезнет.

Девушка приподняла бровь, пытаясь скрыть свою собственную растерянность.

— Ты ненормальный. Снова за свое?

— Возможно. Но, ради Бога, скажи это ещё раз.

Валерия откинулась на спинку дивана, лениво выпуская дым в потолок, и в ее глазах плясали озорные огоньки.

— Виктор.

И добавила, чуть насмешливо, возвращаясь к привычной игре, но уже с новым смыслом:

— Доволен?

Мужчина улыбнулся. Настояще, почти по-детски, так, как редко улыбался, позволяя себе быть счастливым. Если бы он мог — записал бы этот момент, чтобы слушать этот звук её голоса, произносящий его имя, когда её нет рядом. Этот звук стал для него новым сокровищем.

Позже, когда фильм уже закончился, и на экране пошли титры, они так и остались сидеть на диване.

Валерия, закутавшись в плед, лениво проводила пальцем по его груди, будто невзначай, исследуя рельеф мышц и шрамов.

— Я не знаю, что тут вообще делаю. Это идет в разрез всем моим планам. — призналась девушка.

Он не двигался — просто дышал в такт с ней, чувствуя, как её дыхание становится всё тише, уходя в дремоту.

— У тебя тихо, — прошептала она, её голос был низким и сонным. — Обычно я не переношу тишину. Она меня пугает, давит. Но с тобой… она не давит. Она уютная.

— Это потому что ты не одна, — ответил он, касаясь её волос, его пальцы нежно перебирали пряди.

— Хм… самоуверенность номер два за вечер, — усмехнулась она.

— Правда, — мягко сказал он. — Иногда просто молчание говорит больше, чем выстрел.

Девушка усмехнулась, чувствуя, как расслабляются мышцы.

— Ты всё в метафорах, да?

— Профдеформация, — усмехнулся Виктор. — Я вырос среди людей, которые умеют убивать, но не умеют слушать. А потом появилась ты — и, кажется, перевернула мой чёртов мир, вывернув его наизнанку.

Валерия молчала. Просто вела пальцем по его шраму, чуть задумчиво, словно пытаясь понять его историю.

— Не думаю, что тебе нужен мир, который можно перевернуть. Ты слишком любишь контроль.

— А я думаю, что ты ошибаешься. Мне нужен мир, в котором есть ты, — сказал он, и в его голосе не было ни тени игры.

Они замолкли.

Вечер растаял в тепле и дыхании, в тихих взглядах, в смехе, когда он попытался отобрать у неё сигарету, и в её фразе, сказанной с вызовом, но с улыбкой:

— Виктор, если ты сейчас поцелуешь меня, я укушу.

— Обещаешь? — хрипло прошептал он, его глаза потемнели от желания.

Она фыркнула и просто ткнулась лбом ему в плечо, чтобы не выдать улыбку, которая расцвела на её губах.

Через пару минут заснула — прямо на его груди, полностью расслабившись, впервые за долгое время.

Виктор остался так — сидеть, обнимая её, глядя, как её ресницы дрожат во сне.

Её волосы касались его подбородка, а на губах застряла улыбка, которую он не