Дочери судьбы - Тара Хайланд

дверями. Эмбер не спрашивала, что происходит, а Джонни на эту тему не распространялся. Она старалась не путаться под ногами, когда появлялись «коллеги», как звал их Джонни. Ей не нравилось, как они на нее глазеют, особенно Хорек.

Хорек мнил себя афроамериканцем – долговязый худощавый белый парень, который подражал черным. Он носил мешковатые джинсы ниже пояса с набором «маек-алкоголичек», и на тощем правом бицепсе виднелась татуировка курящего косяк хорька. Улыбался нечасто, но, оскалившись, обнажал желто-коричневые зубы и передний резец из чистого золота. Разговаривал он на сленге афроамериканских кварталов, что раздражало Эмбер больше всего.

– Че как, ниггеры? – Он протягивал руку Джонни, глазами пожирая Эмбер.

Когда Хорек появлялся, она всегда что-нибудь накидывала на себя, чтобы прикрыться. Она ненавидела, когда он приходил. Дом был небольшим, и Хорек, казалось, таился в темных углах, всякий раз выскакивая, когда она проходила мимо.

– Ему обязательно тут околачиваться? – спросила она однажды Джонни.

– Если хочешь есть.

Крыть было нечем.

Как-то вечером она вернулась домой с очередного неудачного кастинга на эпизодическую роль в телерекламе. Она простояла в очереди два часа, высоко подняв голову и не обращая внимания на язвительные замечания других претенденток. Но когда пробило шесть и организатор объявил, что на сегодня они закончили, а оставшимся придется вернуться завтра, она почувствовала, как ее решимость слабеет.

Эмбер бросилась домой, надеясь, что у Джонни не будет толпы друзей и они проведут вечер вместе, по-семейному. Подойдя поближе, она сразу поняла, что Джонни нет дома: в окнах не было света. Она вошла, стараясь заранее не расстраиваться. На кухонном столе лежала записка, сообщавшая, что он ушел с Хорьком и скоро вернется. Эмбер скомкала листок. С Джонни никогда не знаешь, что значит «скоро».

Время шло. Есть она не хотела. На прошлой неделе кто-то заметил, что она раздалась в бедрах, поэтому Эмбер включила телевизор, но сосредоточиться не смогла, а поминутно поглядывала на часы, тревожась и размышляя, куда исчез Джонни.

Часы пробили полночь, а Джонни так и не вернулся. Эмбер легла спать, надеясь, что к утру он придет.

Вернулся он через пару дней, войдя в дом так же небрежно, словно выходил за молоком. Эмбер не находила себе места.

– Где ты был? – истерично закричала она, бросаясь к нему в объятия.

Она обзвонила все больницы и полицейские участки.

– Я уже решила, что-то случилось!

– Тихо, тихо, – оттолкнул он ее. – Вот он я, видишь? Прекрати истерику, женщина.

– Где же ты был? – шмыгнула носом она.

– С Хорьком. Ездили в Нуэво-Ларедо.

– Да?

Ей хотелось спросить, что он делал на мексиканской границе, почему не позвонил, но прекрасно понимала, что ему это не понравится, и держала язык за зубами.

– Я беспокоилась, – вместо этого пожаловалась она, чувствуя, как по лицу бегут слезы.

– Господи! Тебе нужно успокоиться, – покачал головой Джонни.

«Он прав», – поняла Эмбер.

Она так устала. И не спала почти двое суток. Но дело не только в этом. Она устала от постоянных отказов, от собственной никчемности, устала биться головой об стенку. И понимала, что хочет забыться.

– Да, ты прав, – согласилась она. – Мне нужно успокоиться. Что ты предлагаешь?

Глава пятидесятая

В Париже наступило раннее утро. Сидя в кабинете на верхнем этаже головного офиса фирмы «Гренье, Массе и Санси», Арман Бушар думал о компании на другом берегу Ла-Манша и ее руководителе Уильяме Мелвилле.

Как и многие крупные дома моды, «ГМС» располагалась на фешенебельной Фобур Сент-Оноре, одной из самых престижных улиц в мире. Конечно, это требовало дополнительных расходов, но Бушар денег не жалел. Когда он осматривал головной офис, то гордился достижениями. А что может быть лучше возможности каждый день убеждаться, какой ты молодец?

Но даже самый успешный бизнесмен в жизни совершает ошибки. Для Армана такой ошибкой оказался «Мелвилл». Теперь-то он это ясно видел. Восемь лет назад он узнал, что английский дом моды попал в беду. Ему бы сразу начать действовать, но он засомневался. Тогда он не увидел в компании особой ценности и подумал, что спешить некуда, купит позже за бесценок.

Ну что ж, он ошибся. Теперь компания стоила втрое дороже, чем он мог заплатить тогда, но сдаваться он не собирался. Уильямом Мелвиллом, очевидно, движет гордость и самонадеянность, но Арман Бушар действовал трезво и расчетливо. Недаром пресса окрестила его Наполеоном. Конечно, жаль, что он не занялся «Мелвиллом» раньше, но это не значит, что он отступит сейчас. Ровным счетом наоборот – он до сих пор считал, что компания может стать ценным приобретением.

– Но, Арман, с тех пор ничего не изменилось, – напомнил его заместитель на последнем заседании правления. – Шестьдесят процентов акций до сих пор в руках семьи. Как ты собираешься получить контрольный пакет? Никто из них не продаст тебе акций.

Другие директора согласно заворчали. Еще неделю назад Арман с ними бы согласился. Только их никто не посвятил в то, что позавчера ему неожиданно позвонили по телефону. Судя по всему, семья не настолько сплоченная, как думали все.

С некоторых пор, а точнее после переезда к Люсьену, Кейтлин стала задумываться о ребенке. Может, оттого, что их отношения наконец наладились, или она просто мечтала о своей семье, которой ей так не хватало во взрослой жизни.

Поначалу она гнала эту мысль. Нет, они говорили о детях, но она представляла, что это дело отдаленного будущего. А еще напоминало о штампах: вроде, желая стать матерью, она компенсирует личную утрату. Но как бы она ни старалась забыть об этом, у нее просто не получалось.

– Наверное, это глупо с моей стороны и сейчас лучше переждать, – призналась она однажды Люсьену. – Мы оба так заняты и не так долго живем вместе…

– Ты права. Найдется куча причин, почему сейчас для рождения ребенка время неподходящее, – торжественно кивнул Люсьен.

Кейтлин разочарованно согласилась. Но он подался вперед, и она заметила, как у него в глазах пляшут веселые искорки.

– Только кого это волнует?

Она испуганно отпрянула.

– Правда?

– Конечно, chérie, – медленно улыбнулся он.

Через два месяца, к их радости, Кейтлин обнаружила, что беременна. В выходные они с Люсьеном отправились в Олдрингем, чтобы сообщить новость Уильяму. К изумлению Кейтлин, Уильям поначалу смутился. Но Кейтлин этого ожидала – он был ужасно старомоден.

– Нет, он ничего не скажет, – уверила она Люсьена. – Особенно после того, что случилось с моей матерью.

Однако отцу ничто не помешало неодобрительно смотреть на Люсьена. И только когда выяснилось, что они решили пожениться до рождения ребенка, он повеселел.

Уильям был в восторге от мысли, что станет дедушкой. Но очень расстроился, когда Элизабет рассказала ему о встрече с Эмбер. Он понятия не имел, как достучаться до младшей дочери, особенно после ее отказа от помощи. А новость о первом внуке его обрадовала.

Он уже давно подумывал, что нужно бы наградить Кейтлин за усердную работу в компании, показать, что она – член их семьи. И сейчас появился хороший повод это выразить. В понедельник он попросил поверенного подготовить бумаги о передаче пяти процентов его акций Кейтлин.

– Не надо, – протестовала она, когда он сказал ей о намерении.

– Но я хочу, – твердо ответил он. – У Элизабет и Эмбер уже есть акции компании. Будет только справедливо, если ты их тоже получишь.

Он также настоял на помолвке. Сначала ему захотелось устроить что-нибудь грандиозное, но Кейтлин убедила его этого не делать. Они с Люсьеном договорились сохранить все в тайне. На следующей неделе они устроили скромную вечеринку на Итон-сквер и поделились новостью с другими членами семьи и несколькими друзьями.

Все были очень рады за них. Только Элизабет вела себя странновато: поздравления – будто вымученные, вопросы – довольно резкие.

– Так где вы решили связать себя брачными узами? – спросила она.

– В Олдрингеме, – ответила Кейтлин. – Все будет очень скромно…

– В Олдрингеме? – перебила ее Элизабет.

Она допила вино и протянула пустой бокал проходящему мимо официанту.

– Как мило. Папочка, клянусь, в восторге. – Она выдавила улыбку. – И все-то у тебя получается.

– Элизабет, – предостерегающе произнес Коул.

– Что? –