Пшеничная вдова - Данила Скит

– Где она?! – взревел мужчина, окончательно перепугав визжащих поварих.

Те были бы и рады сознаться, но не совсем понимали что происходит. Почему на кухню влетела перепуганная королева и почему перед ними стоял голый король, совершенно не прикрыв орган, полный мужских сил.

– Все вон! – прокричал Реборн так, что оцепеневшие от шока кухарки запорхали к выходу. Только одна замерла, так и не разжав кусочек теста, начавший стекать у нее между пальцев. Она чувствовала грозное приближение короля, не в силах оторвать взгляда от его чресел. Новый рев заставил ее отмереть, переставляя свинцовые ноги в сторону коридора. Кажется, ее подхватили остальные кухарки, когда она лишилась чувств.

Он нашел ее между открытых мешков с мукой. Притаившуюся, словно мышка и такую же бледную, как и мука. Солнце уже село и в окна не бил дневной свет, пекарня озарялась только бушующим пламенем печи да светом, лившимся из коридора в большой арочный проем без дверных створок. Жар беспрепятственно выходил в коридор, согревая холодный мраморный пол и каменные стены. Отблески огня играли на шелково рыжих волосах Исбэль, дрожа вместе с ней. Исбэль пискнула, когда Реборн с лёгкость выудил ее из-под мешков с мукой, толкая ее к центру кухни. Прямо к дубовому столу, где месилось тесто.

– Где твой разум, несносная женщина?! – все распалялся Реборн, раскалив сталь своего взгляда докрасна.

Открывая рот, словно золотая рыбка, Исбэль от страха не могла вымолвить и слова. Заломив руки ей за спину, Реборн повалил ее грудью на засыпанный мукой дубовый стол, задрал полы тонкой сорочки, оголив белые ягодицы и занес руку. А потом с силой опустил ладонь на нежную кожу. Раздался громкий шлепок.

– Аааа! – взвизгнул Исбэль, когда ее кожу ошпарило. И потом ещё раз, когда на нее обрушился второй шлепок, – Уиии!!

Тяжело дыша, Реборн порол свою жену, ощущая невероятную сладость возмездия. Как же давно он этого хотел!

Ладонь все опускалась и поднималась, а Исбэль визжал и визжала, даже не пытаясь вырваться. В какой-то момент она издала последнее «Уиии!», а потом неожиданно затихла. Прошло около минуты, прежде чем Реборн заподозрил неладное. Он отпустил руки Исбэль, переместив ладонь ей на поясницу, а когда она опустилась на задницу королевы в очередной раз, та внезапно задрала ее, словно кошечка. Будто испугавшись собственного движения, Исбэль одернула попу, но Реборн успел ударить по нежному месту. Исбэль притихла ещё сильнее, а Реборн с удивлением поднял руку, почувствовав влагу на своих пальцах. В следующую секунду он коснулся внутренней стороны бедер, которые были уже все сплошь мокрые.

Подумав, что, может быть, королева обмочилась от страха и боли, он все же слегка провел рукой по ее нежным складкам. Пальцы его утонули в вязкой, пахучей влаге, сочившейся с лона Исбэль. Запах свежего хлеба смешался с дурманящим, терпким запахом молодой девушки, ароматом приливного моря и цветущей вербены. Весь воздух наполнился ею. Чувствуя, как затуманивается его разум, Реборн скользнул пальцем внутрь – в лоно Исбэль, узкое, словно игольное ушко.

– Ах! – предательски вырвалось из уст Исбэль, и она тут же уткнулась носиком в муку, дабы не выдать своего духовного падения.

Большего приглашения король и не ждал. Растеряв последние остатки самообладания, Реборн обхватил руками бедра Исбэль, развел ягодицы и ткнулся в ее сторону. Нащупать вход чреслами у него получилось не сразу, нетерпеливые руки делу только мешали, а взгляд утратил остроту из-за жгучего вожделения. Исбэль вскрикнула. Узкое лоно расступилось, впуская в себя Реборна. Слишком большого, чтобы всему поместиться внутри. Но королева была настолько мокрой, что, казалось, Реборн проскользнул внутрь, словно гладкая сельдь в морские силки.

Реборн начал двигаться рвано и несдержанно, а жар в его груди впервые перелился в чресла и начал пульсировать волнами наслаждения. Дурманящие движения заставили его окончательно позабыть о разуме. Исбэль дернулась:

– Ой!

Послышался сбивчивый ропот кухарок:

– Она там!

В кухню влетела стража. Исбэль начала вырываться, и только тогда король очнулся. Мгновенно оторвавшись от Исбэль, он одним движением одернул полы вываленной в муке сорочки.

Стража ошалело пялилась на королеву, на готового к бою короля, кто-то поскользнулся на разлитой по полу воде, выплеснутой кухаркой из ковша. Ульрик с Киргофом оказались тут же, вместе со всеми, нащупав королеву по крикам. Воцарилась вопросительная тишина: вроде как, королева просила о помощи, а с другой стороны, король их не звал.

– Чего уставились?! Я же сказал – вон! – прогремел Реборн, озвучивая очевидный для стражи выбор.

Рыцари попятились назад, хватая свалившегося на пол товарища, тот беспомощно молотил ногами воздух, будто страшась оказаться на месте королевы. С десяток стражников вывалились из кухни, распугивая кучу кухарок и еще невесть откуда взявшихся служанок, которых приглашать на мероприятие было и не нужно. Головы их уже облепили проем, словно виноградная гроздь шпалеру.

– А ну разошлись! – гаркнул Киргоф, встряхнув гроздь, и от нее оторвалось пара виноградинок, – Уши потеряли, безмозглые бабы?! – кричал Киргоф, оттаскивая за шкирку самую упорную, не в меру любопытную кухарку. Та в последний раз сунула голову в проем, ловко ускользая от железной хватки доспехов и с неподобающей смелостью оглядела короля, чтобы убедиться, что точно ничего не пропустила.

– По уху дам! – мотивировал ее стражник, и та сиганула вдоль по коридору.

Один из рыцарей, молодой, весен от силы семнадцати, совсем недавно получил посвящение и по неразумию своему отправился следом за поварихами. Его остановили почти сразу, а большой вороненый кулак начальника заставил его осознать промах и встать у проема пекарни вместе с остальными. Киргоф с Ульриком перекрыли коридор, отгоняя случайных захожих и повара, тащившего огромную бадью с тестом в окружении трёх служек-поварят.

Молодость не в силах была игнорировать очевидные звуки любви, лицо юноши стало полностью пунцовым. Краснота покрыла его щеки, лоб и даже шею, но никто этого не заметил, так как забрало было опущено. Стражник напротив стоял с видом понимающим и абсолютно спокойным. Он был из межевых, и всю жизнь провел на большой дороге. Ему повезло попасть в дворцовую стражу, и он не особо разбирался в придворных этикетах, но точно знал, ежели мужик дерет бабу, то мешать ему не надобно, даже если это была и королева.

Дрожа, Исбэль начала освобождать пуговицы от петель. Когда сорочка коснулась пола, Реборн уже успел растерять всю свою злость. Он посадил ее на стол и развел ее бедра, на них пестрели кровавые полосы. Нахмурившись, он отстранился, а Исбэль схватила его за