Энн из Эйвонли - Люси Мод Монтгомери

Энн любила детей, и у нее сердце сжималось при мысли о неустроенной судьбе близнецов. Воспоминания о собственном сиротливом детстве были еще живы в ее памяти. Зная, что непреложное следование долгу – единственное уязвимое место у Мариллы, Энн искусно этим воспользовалась.

– Если Дэви – непослушный ребенок, то больше причин заняться его воспитанием, ведь так, Марилла? Если мы не возьмем детей к себе, кто знает, под чьим влиянием они окажутся. Предположим, их заберут соседи – Спротты. По словам миссис Линд, Генри Спротт – такой отпетый богохульник, каких свет не видывал, и дети у него врунишки. Ужасно, если близнецы пойдут по этой дорожке. Или они окажутся у Уиггинсов… Та же миссис Линд говорит, что мистер Уиггинс тащит из дома все, что можно продать, а семья сидит на снятом молоке. Вы ведь не хотите, чтобы ваши родственники голодали, даже если они и третья вода на киселе? Думаю, взять детей к себе – наш долг.

– Так оно и есть, – скорбно согласилась Марилла. – Скажу Мэри, что возьму их. И не прыгай от радости, Энн. Тебе тоже работы прибавится. Я из-за больных глаз не могу и стежка сделать, так что тебе придется шить и чинить их одежду. А ты ведь рукоделие не любишь.

– Терпеть не могу, – спокойно призналась Энн. – Но если вы берете к себе детей из чувства долга, то я из чувства долга стану их обшивать. Для души хорошо делать вещи, которые не любишь – в умеренном количестве.

Глава 8

Марилла забирает близнецов

Миссис Рейчел Линд сидела у кухонного окна и вязала одеяло, как и несколько лет назад в тот вечер, когда Мэтью съезжал с холма с девочкой, которую миссис Линд назвала «сироткой по импорту». Но тогда вступала в свои права весна, а сейчас на дворе стояла поздняя осень, деревья сбросили листья, а трава на полях побурела. Солнце садилось за темным лесом к западу от Эйвонли, окрашивая все вокруг золотисто-багряным заревом, когда на холме показалась коляска, которую тащила упитанная бурая лошадка. Миссис Линд присмотрелась внимательнее.

– Марилла возвращается с похорон, – сказала она мужу, расположившемуся на кухонном диванчике. Томас Линд теперь все больше лежал, что было для него непривычно, а миссис Линд, которая, помимо собственных дел, всегда знала и то, что происходит у других, казалось, этого не замечала. – Она везет с собой близнецов… Да, это Дэви, он перегнулся через крыло и ухватил пони за хвост, Марилла одергивает его. А Дора, лапочка, сидит на своем месте тише воды ниже травы. Спинка у нее всегда прямая, словно ее только что накрахмалили и погладили. Да, Марилле нелегко придется этой зимой. С другой стороны, при подобных обстоятельствах выхода у нее нет – надежда только на помощь Энн. Надо сказать, она прекрасно ладит с детьми, и решение взять близнецов встретила с восторгом. А кажется, только вчера бедняга Мэтью привез Энн в Зеленые Крыши, и все покатывались со смеху при мысли, что Марилла будет воспитывать ребенка. И надо же, теперь она берет на воспитание близнецов. Да, неисповедимы пути Господни!

Толстый пони перевалил через мост в ложбине перед домом Линдов и двинулся по дороге к Зеленым Крышам. Марилла сидела в коляске с мрачным лицом. Все десять миль, отделявшие Ист-Графтон от Эйвонли, Дэви Кит находился в постоянном движении. Марилле не удавалось призвать мальчика к порядку, и она всю дорогу волновалась, как бы он не сломал себе шею, вывалившись из коляски или попав под копыта пони. В отчаянии она пригрозила, что дома его выпорет. Тогда Дэви, не обращая внимания на вожжи, забрался Марилле на колени и с неуклюжестью медвежонка обнял ее, обхватив пухлыми ручками шею.

– Я тебе не верю, – сказал он, покрывая поцелуями ее морщинистые щеки. – Ты не похожа на тех женщин, которые бьют маленьких мальчиков за то, что они не могут усидеть на месте. Когда ты была маленькой, тебе ведь тоже было трудно сидеть неподвижно?

– Когда меня просили, я сидела смирно, – сказала Марилла, пытаясь сохранять суровый вид, хотя сердце ее размякло от милой и искренней ласки Дэви.

– Это потому, что вы были девочкой, – сказал Дэви и ползком отодвинулся от нее, еще раз крепко обняв на прощание. – Ведь вы когда-то были девочкой, хотя сейчас это трудно представить. Вот Дора может часами сидеть спокойно… но мне кажется, это ужасно скучно. Какая все-таки тоска быть девчонкой. Давай-ка, Дора, я тебя расшевелю.

В представлении Дэви «расшевелить» означало схватить Дору за кудряшки и хорошенько дернуть. Дора взвизгнула, а потом разревелась.

– Как можно быть таким шалуном, да еще в день похорон твоей бедной матушки? – возмутилась Марилла.

– Мама хотела умереть, – доверительно произнес Дэви. – Я это точно знаю, она мне сама говорила. Болезнь ее ужасно измучила. Мы с ней долго говорили вечером перед ее кончиной. Тогда она и сказала, что вы нас с Дорой заберете к себе на зиму и я должен вести себя, как хороший мальчик. Я таким и собираюсь быть. Но разве чтобы быть хорошим, нужно обязательно сидеть сиднем, а не бегать и резвиться? И еще она сказала, что я должен всегда быть добр к Доре и заступаться за нее, что я и собираюсь делать.

– Так ты думаешь, что, дергая ее за волосы, поступаешь по-доброму?

– Но никому другому я не позволю этого делать, – сказал Дэви, нахмурившись и сжав кулачки. – Пусть только попробуют. А дергаю я не больно, она плачет просто потому, что девочка. Я рад, что родился мальчиком, только жаль, что мы с Дорой близнецы. Когда сестра Джимми Спротта начинает с ним спорить, он сразу говорит ей: «Я старше и потому лучше знаю», – и она затыкается. А Доре я так сказать не могу, и она остается при своем мнении. Разрешите мне немного подержать вожжи – ведь я как-никак мужчина.

Марилла испытала большое облегчение, когда вечером подъехала к своему дому. Осенний ветер гонял по двору сухие, бурые листья. Энн встретила их у ворот, приняла детей на руки и спустила на землю. Дора вежливо подставила щечку для поцелуя, а Дэви отозвался на приветствие бурными объятиями и весело представился:

– Я мистер Дэви Кит.

За ужином Дора держала себя как маленькая леди, а вот манеры Дэви оставляли желать лучшего.

– Я такой голодный, что мне не до манер, – сказал он в свое