Матильда, я приду за тобой! - Инез ван Лон

Матильда садится у его мешка с соломой.

– Может, успеем сначала ещё сыграть в бабки? – пытается Розали растормошить братика.

В другой раз Фонске побежал бы без раздумий. Но теперь он валится обратно на свой мешок и закрывает глаза.

– Я так устал.

– А ты посмотри, что у тебя над постелью, – говорит Розали. – Фотография трамвая.

Тут Фонске просыпается окончательно.

– А ты, Матильда, ложись на свой мешок.

Матильда так и делает. На балке над собой она видит овальную рамку, а в ней единственная фотография, которая у неё осталась от мамы. Она сделана в ателье незадолго до маминой смерти. Мама сидит на стуле, а Матильда стоит рядом. «Сейчас вылетит птичка!» – сказал тогда фотограф и занырнул под чёрную ткань, укрывавшую деревянную камеру. Потом они с мамой так над этим смеялись.

– Красивая, – с чувством произносит Розали.

– Да, – соглашается Матильда. – Пойдём поскорее вниз.

– Подождите! – Фонске буквально впрыгивает в штаны. – Я с вами.

Розали выходит с Фонске на улицу, пока Матильда накрывает на стол.

– Сегодня нас немного. Твой дядя и старшие братья опять ошиваются в трактире, – ругается тётя. – Вам с Проспером я оставила супа с обеда. Остальным только хлеб.

Накрывать на стол всего ничего: несколько тарелок и кружек. Закончив, Матильда садится за стол и чувствует листовку в кармане платья. Она достаёт её и начинает читать…

Дорогие друзья! Товарищи!

Наш тяжёлый нечеловеческий труд слишком низко оплачивается. Владельцы кирпичных заводов с каждым днём становятся всё богаче, а мы всё нищаем. Они не соблюдают закон о детском труде[15]…

– Что это ты такое читаешь? – интересуется тётя.

– Это мне одна девочка дала на улице. Она работает челноком на другом заводе.

– Интересно, что ей тогда было нужно в нашей деревне? – тётя подходит к Матильде и встаёт у неё за спиной. – Что тут написано?

– Э-э… Они требуют повышения зарплаты всем рабочим кирпичных заводов нашего региона.

Матильда решила не говорить, что они также призывают к забастовке.

– Наверняка эта девчонка из красных!

Тётя со злостью вырывает листовку у Матильды из рук.

– А что в этом плохого?

– Невозможно изменить порядок вещей, говорит наш священник. Он всегда предостерегает нас, чтобы мы не поддавались уговорам этих, этих… – от волнения она не может подобрать слова, – этих красных. – Тут она понижает голос. – Священник говорит, что даже слушать их – уже грех.

Тётя рвёт листовку у Матильды на глазах. Потом открывает дверцу печки – бумажные клочки вспыхивают и растворяются в пламени.

– Ну вот, теперь избавились, – довольно говорит она. – А то пришли бы твои дядя и братья, стали бы вопросы задавать.

Матильда смотрит на тётю словно в ступоре. Теперь уже точно не время сообщать, что в трактире они сейчас как раз слушают социалистов.

У Мари, вернувшейся с прогулки с Финой и Аделиной, щёки раскраснелись и глаза горят.

– Ну, как погуляла с Андреасом?

Тётя подмигивает Матильде.

– Хорошо, – смущённо отвечает Мари, раздевая детей.

Матильда уже идёт к плите, чтобы приготовить кашу.

– Всем добрый вечер, – Проспер настороженно смотрит на мать. – Смотрите-ка, что я принёс. – И он кладёт на стол газетный свёрток.

Тётя стоит перед ним, уперев руки в бока.

– Радуйся, что отца нет дома. Он тебя ждал тогда, после церкви. Но потом пришёл отец Адриана и забрал его и братьев с собой.

– Священник оставил нас после службы…

– Тебе должно быть стыдно! Что скажут о твоём поведении господин директор и его семья? И вечно-то ты водишься с этим сорванцом Адрианом, он на тебя плохо влияет.

– Простите меня, матушка.

– Попроси Матильду налить тебе супа. Хоть ты его и не заслужил…

– Ах, матушка, спасибо.

Проходя мимо, он целует мать в щёку.

Проспер стоит у плиты рядом с Матильдой, пока она разогревает суп, улыбка у него до ушей.

– Мы спрятались под подоконниками и всё слышали, – шепчет он.

Матильда смотрит на него озадаченно.

– В трактире было столько народу, что им пришлось открыть окна. Скоро пришёл полицейский вместе с Кобе. Беспорядки, понимаешь ли…

От возбуждения Проспер повышает голос. Они вдвоём с опаской оборачиваются к тёте, которая занята разговором с Мари.

– И что потом?

– Кобе начал кричать и ругаться. А полицейский сказал, что у красных есть выбор: либо он их арестовывает, либо они сами уходят из деревни.

– И что?

Проспер разводит руками.

– Ну что-что? В итоге они ушли.

– О чём это вы там вдвоём шепчетесь?

Тётя поглядывает на них с подозрением.

– Вы уже посмотрели, что в свёртке? – нежнейшим голосом спрашивает Проспер.

Тётя разворачивает газету.

– Селёдка?

– Откуда взял? – строго спрашивает Мари.

– Друг дал, он наловил больше, чем мог съесть. Почему вы всегда обо мне самое плохое думаете?!

И прежде чем сесть за стол со своей миской супа, он успевает шепнуть Матильде:

– Они ещё вернутся.

Матильда поднимает вверх большой палец.

Глава 11

Вошь раздавлена

Уже на следующий день правда вышла наружу. Во время перерыва Кобе пришёл к цеху, где они обедали, и громко хлопнул в ладоши:

– Господин директор желает говорить с вами лично!

Пришлось выйти на улицу и собраться на сушке. Однако директор заставил себя ждать. А они так и стояли – все, от мала до велика. Минут через десять он наконец появился. Дорогой чёрный костюм, шляпа-котелок и очки-пенсне. Директор был так встревожен, что даже не пытался начать издалека, а сразу перешёл к сути. От управляющего ему стало известно, что его рабочие днём ранее присутствовали на собрании социалистов в трактире. Это его расстроило, он рассчитывал на их преданность. Ведь на заводе многие семьи работают уже которое поколение, они знали и его отца, и деда. Ему ничего не остаётся, как объявить, что в случае забастовки будут последствия. Начиная от удержания зарплаты и далее, вплоть до увольнений. Поднялся ропот. Тётя и другие женщины, которые ещё ничего не знали, сердито перешёптывались между собой и бросали яростные взгляды на супругов.

Отец Адриана сделал шаг вперёд.

– Мы занимаемся тяжёлым трудом и живём в нищете. Мы хотим получать за свой труд достойную оплату. Тогда нам не придётся заставлять работать своих детей, и они смогут ходить в школу.

Он выражался очень красиво и почтительно.

– Да бог с вами, они и так прекрасно ходят в школу, зимой, – отмахнулся директор. – Не стоит преувеличивать. Работа обеспечивает вашим детям необходимые физические упражнения. Она не требует никаких усилий, только гибкости. Для детей нет ничего лучше, чем работать на