«Дочь Ивана Грозного» - Ирина Семеновна Левит

давали спектакль, который Лепешкин уже видел и вряд ли пойдет второй раз. Значит, наверняка будет дома. Все знали: драматург обычно бывает или в театре, или дома, по слухам, работает, новую пьесу творит. Ну и чего не рискнуть? Если она пожалует, не выгонит же? А вот такой неожиданный визит вполне может иметь нужное продолжение. Какое конкретно, Аллочка не загадывала, полагалась на импровиз.

Шла она к Кириллу в возбуждении завзятого грибника, которому указали место, где можно набрать огромную корзину отборных боровиков. А возвращалась в разочаровании, обнаружив вместо боровиков семейство поганок. И на душе у нее тоже было поганенько…

 * * *

Конечно, ни о каких своих душевных переживаниях и прочих «тонкостях» рассказывать следователю Аллочка не собиралась. Ей сказали: четко, конкретно, по существу – и она, как истинная актриса, старалась неукоснительно следовать указаниям режиссера.

– То есть предварительно вы с Лепешкиным о встрече не договаривались? – спросила следователь.

– Нет. Я заранее не планировала. Просто вдруг вечером оказалась поблизости и решила зайти. Без всякого повода… Ну ведь интересно пообщаться с драматургом в неформальной обстановке… Правда, правда!..

Правда, конечно, была половинчатой, но следователь это съела целиком.

– А почему вы Лепешкину предварительно не позвонили? Все-таки в наше время вот так, без предупреждения, сваливаться человеку на голову… – Грознова покривилась.

– Я не знала его номера. А спрашивать… Ну, у директора или главного режиссера мне бы в голову не пришло. Могла спросить у Димы Лиханова, но он вечером был в спектакле занят… А квартиру я знала. У нас многие знают, где служебная квартира. И я в ней месяц жила после развода…

Это тоже было полуправдой. В квартире Аллочка действительно жила, а номер телефона выяснять не хотела. Поскольку не хотела предварительно звонить. Звонок давал путь к отступлению. Кирилл мог сказать, что сильно занят, или его нет дома, или в принципе не ответить. А так… когда звонят в домофон, не заявишь, дескать, ты на другом конце города. И вряд ли откажешься открыть дверь даме…

Дальше Аллочка рассказала чистую правду. Пришла где-то в половине девятого. Кирилл принес из кухни бутылку красного вина и коробку конфет, наверное, дорогих, только Аллочка их не ела, она вообще старается сладкое не есть. Сварил кофе. Выпили немного вина и по чашке кофе, поговорили о будущем спектакле и еще о чем-то неопределенном, о чем – даже толком не вспомнить. Около десяти часов Аллочка ушла домой. И – да, Кирилл себя не очень хорошо чувствовал, но он и днем себя не очень хорошо чувствовал, на репетиции все обратили внимание. Кроме этого ничего особенного Аллочка не заметила. И никого из знакомых, а уж тем более подозрительных, не встретила.

По фактам все так и было. А по ощущениям… Откровенничать на сей счет Аллочке совсем не хотелось.

Кирилл, конечно, удивился неожиданному визиту. Это естественно. Но он и не обрадовался. А это уже обидело. Пока самую малость, Аллочка решила не делать поспешных выводов, тем паче, что Кирилл пригласил ее в комнату, предложил вино, кофе, конфеты. Вино было явно дорогим – когда Кирилл отправился варить кофе, Аллочка бутылку в руки взяла, внимательно рассмотрела, прочитала, что французское. Но выпила она его немного, потому как хозяин и того меньше. На конфеты вообще никто не позарился. Однако самое угнетающее – разговор никак не клеился. То есть Аллочка пыталась поговорить о пьесе и спектакле, еще о чем-то, куда менее существенном, а Кирилл в основном слушал, кивал и отвечал односложно. Будто произносить слова ему было либо тяжело, либо лень.

Но она ведь совершенно на другое рассчитывала! И уж по меньшей мере – на интерес. Ну как такая женщина могла не вызвать интерес?

Потом-то сообразила: Кирилл просто себя плохо чувствовал. Нездоровилось ему, еще днем на репетиции было заметно, да Аллочка этого обстоятельства не учла. Оттого и реагировал на нее странно – словно тяготился. Она даже спросила: «У вас что-то случилось?», а он ответил: «Плохо себя чувствую, извините, хочу прилечь». И она поняла: надо уходить. Он ей об этом практически прямым текстом сказал и с готовностью проводил до двери, даже не намекнув на возможность новой встречи.

В общем, Аллочка сильно расстроилась. А уж когда на следующий день узнала, что в тот вечер Кирилла убили, – и вовсе перепугалась.

– Когда я уходила, Кирилл был жив! – горячо заверила она. – Наверное, к нему после меня кто-то приходил.

– Возможно… – не стала отрицать следователь, и Аллочка внутренне выдохнула: значит, ей верят, ее не собираются обвинять в убийстве? И тут же в душе все оборвалось.

– А если бы я вовремя не ушла? Меня тоже могли… убить?! – в ужасе воскликнула она.

– Но вы ведь ушли вовремя, – заметила следователь и добавила: – В ваших интересах никому не сообщать о сути нашего разговора. И о том, что вы были у Лепешкина, – тоже. Полагаю, вы никому об этом не рассказывали. Вот и не надо никому знать. Вы меня понимаете?

– Да-да, – закивала Аллочка.

Она понимала: есть вещи, о которых лучше помалкивать. В своих же собственных интересах.

Глава 13

– И ты поверила Калинкиной? – спросил Мирошниченко.

– Ну, с верю-не верю – это в церковь. А у меня серьезных оснований подозревать ее нет, – ответила Грознова. – Конечно, она попыталась мне маленько запудрить мозг, представить свое явление к Лепешкину как случайный порыв, однако все яснее ясного: актрисочка решила обольстить модного драматурга. Ничего особенного, дело житейское. А потом, конечно, перепугалась до смерти, что тоже понятно.

– Вообще-то подвернувшейся под руку вазой по голове шандарахнуть – это вполне в духе отвергнутой женщины, – предположил начальник. – Но подсыпать предварительно клофелин – это как-то не укладывается в схему аффективной реакции. Либо одно, либо другое.

– Здесь главное – посуда. Ну не мог Лепешкин, причем засыпая, в присутствии Калинкиной мыть на кухне фужеры, кофейные чашки, да еще и вино убирать в холодильник. Калинкина сказала, что ушла около десяти часов, Лепешкин себя неважно чувствовал, но совершенно очевидно: он ее просто выпроводил. Она, конечно, напрямую в этом не призналась, да и не надо – без того понятно. Уж явно явилась не за тем, чтобы через час с небольшим отправиться восвояси. На доме камер нет, но, если просмотреть записи с камер в округе, наверняка обнаружим Калинкину. Только я бы не стала на нее тратить время и силы. По крайней мере, пока.

– Допустим, – не стал спорить Мирошниченко. – А чистая посуда – это особенно любопытно. Лепешкин постарался