Сокол-корабль - Вячеслав Александрович Овсянников

А на ту пору, на то время

У ласкова князя у Владимира

Заводилось пирование-почестный пир

На многие князья и бояре,

И на русские могучие богатыри.

И звал на пир Добрынюшку Владимир-князь.

Наедалися на пиру, напивалися,

Навеселе во хмелю порасхвасталися.

Кто хвастает золотой казной,

Кто хвастает своим добрым конем,

Кто удалью своей молодецкою,

Кто сбруей богатырскою.

Один только Добрыня Никитич ничем не хвастает.

Говорил ему Красно Солнышко Владимир-князь:

«Все у меня на пиру расхвасталися,

А что же ты, Добрынюшка, ничем не хвастаешь?»

Отвечал Добрыня князю Владимиру:

«Ай же, ласковый Владимир Красно Солнышко!

Нечем мне, Добрынюшке, похвастаться,

Нет у меня богатства, золотой казны,

Только есть у меня молода жена

Любимая Настасья свет Микулична».

Услышали русские богатыри, разгневались,

Что хвастает Добрыня молодой женой.

Говорят они князю Владимиру —

Пусть пошлет Добрыню на заставу дальнюю,

На дальнюю заставу, на время долгое.

Говорит тут Владимир Красно Солнышко:

«А пошлю я тебя, Добрыню, на заставу дальнюю,

На заставу дальнюю, на время долгое,

Сослужи мне службу богатырскую.

Не честь молодецкая с женой дома сидеть».

Приходит Добрыня к матушке своей родимоей

Честной вдове Амелфе Тимофеевне.

Спрашивает его матушка Амелфа Тимофеевна:

«Что ты, Добрынюшка, с пира невесел идешь,

Не весел идешь, нерадостен,

Или место было тебе не по́ чину,

Или обнесли тебя чарой зелена вина?»

Отвечал Добрыня матушке родимоей:

«Было мне на пиру место по́ чину

И не обнесли меня чарой зелена вина.

Посылает меня нынче Владимир-князь

На заставу дальнюю, на время долгое,

Нести службу сторожевую, богатырскую».

Скоро-наскоро Добрыня коня седлал,

Клал он потничек, на потничек войлочек,

На войлочек клал седелышко черкасское,

Подтягивал двенадцать тугих по́дпругов,

Подпруги были шелко́вые,

А спеньки у подпруг всё булатные,

Пряжи у седла красна золота;

А шелк тот не рвется, булат не сотрется,

Красно золото не ржа́веет,

Молодец на коне сидит, не ста́реет.

Провожала Добрыню родна матушка,

Провожала она, заплакала:

«Укатается из глаз красно солнышко,

Уезжает из виду добрый молодец».

А еще провожала Добрынюшку

Любимая его семеюшка,

Молода жена Настасья Микулична,

Провожала у стремени правого:

«Ты скажи, Добрынюшка, скажи, душенька,

Ты когда, Добрынюшка, домой будешь,

Когда ожидать Добрыню из чиста поля?» —

«Ожидай меня, Добрынюшку, три года́,

В три года не буду, жди других три.

Исполнится шесть, жди еще шесть,

А как исполнится двенадцать лет,

И не буду я, Добрыня, из чиста поля,

Поминай меня, Добрынюшку, убитого.

А тебе, Настасья, воля вольная,

Хоть вдовой живи, хоть замуж поди,

Хоть за князя поди, хоть за боярина,

Хоть за русского могучего богатыря,

Не ходи только за Алешу Поповича,

Мне Алеша-то Попович крестовый брат».

Стали ждать Добрыню из чиста поля,

Минуло три года, нет Добрыни.

Стали ждать другие три года.

День за днем, будто дождь дождит,

Неделя за неделей, как трава растет,

Год за годом, как река бежит.

Прошло тому времени других три года,

Не видать Добрыни из чиста поля.

Приезжал тут Алеша Попович млад,

Привозил им весточку нерадостную:

Что нет жива Добрынюшки Никитича,

Он убит лежит в чистом поле,

Буйна голова проломана,

Лежит головушкой под ракитов куст,

Сквозь желтые кудерышки трава растет.

Стал тут солнышко Владимир-князь похаживать,

Настасью Микуличну посватывать:

«Что тебе, Настасья, жить молодой вдовой,

Что тебе свой век молодой коротать,

Ты поди замуж хоть за князя, хоть за боярина,

Хоть за русского могучего богатыря,

Хоть за молодого Алешу за Поповича».

Говорит Настасья дочь Микулична:

«Ай же ты, солнышко, Владимир стольнокиевский!

Я исполнила заповедь мужнюю —

Я ждала Добрыню целых шесть лет,

Я исполню ныне заповедь свою женскую,

Я прожду Добрынюшку других шесть лет».

День за днем, будто дождь дождит,

Неделя за неделей, как трава растет,

Год за годом, как река бежит.

И прошло тому времени двенадцать лет.

Нет Добрыни из чиста поля.

Стал тут солнышко Владимир-князь похаживать,

Стал посватывать да подговаривать:

«Ай же ты, молода Настасья дочь Микулична!

Что тебе жить молодой вдовой,

Что тебе век свой молодой коротать,

Ты поди замуж хоть за князя, хоть за боярина,

Хоть за русского могучего богатыря,

А хоть за молодого Алешу за Поповича.

А не пойдешь замуж, как я велю,

Так не столько в городе Киеве,

Не будет тебе места и за Киевом».

Не пошла Настасья замуж ни за князя, ни за боярина,

Ни за иного русского богатыря,

А пошла замуж за молодого Алешу за Поповича.

Повенчались они в Божьей церкви во златы венцы.

У Владимира-князя пир свадебный уж третий день.

На ту пору едет Добрыня в чистом поле

На заставе дальней богатырскоей,

Тут начал добрый конь его спотыкатися.

Говорит Добрынюшка коню своему:

«Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!

Что ты нынче, конь, спотыкаешься?»

Провещал конь голосом человеческим:

«Ах ты, хозяин мой любимыий!

Над собой невзгодушки не ведаешь:

Твоя Настасья Микулична замуж пошла

За того ли за Алешу за Поповича».

Тут Добрыня бьет бурушку по крутым бокам,

Стал бурушка поскакивать,

С горы на гору да с холма на холм,

Он реки и озера перескакивал,

Раздолья широкие между ног пускал.

Будет Добрыня во граде Киеве

У матушки своей родимой Амелфы Тимофеевны.

Не признала Добрыню родна матушка:

«У моего дитятки было личико – белый снег,

А твое зарудилося, очи помутилися,

Отросли у тебя волосы долгие».

Говорил Добрыня матушке родимоей:

«Ай же ты, матушка моя родимая,

Отросли у меня волосы за двенадцать лет,

Лицо зарудилося, очи помутилися

От ветров степных, холодныих».

Говорит