Титус, наследник Сан-Маринский - Ольга Александровна Власова

убийц, кроме тех, что завелись в его воображении. Лес, созданный внушать страхи и сомнения, подчинил его своей воле. Он подсел обратно к костру, снова так близко, что огонь обжигал ресницы. Стало еще тяжелее. Похоже, мысль о скорой смерти не только пугала, но и давала надежду на избавление.

– Кажется, я схожу с ума.

– Мне тоже тяжело. Честно скажу, никогда не видел места мрачнее этого. Потерпи немного – завтра до полудня мы должны пройти этот лес.

Титус стукнулся лбом в колени.

– Нет, из моего леса мне не выбраться… Знаешь, может, и правда нужна… жертва… которая всех спасет… Ведь я… виноват во всем этом… В потопе… В затопленных грядках… В том, что люди бредут по дорогам, сами не зная куда… Что дети…

Монах придвинулся, взял осторожно за руку холодными, как лед, пальцами.

– Мои речи, видно, сильно взволновали тебя. Но людей множество, и, поверь, едва ли не каждый в ответе за то, что происходит, потому как живут и не думают о том, кто они и зачем их сюда прислали. Взять на себя всю вину – это не подвиг, а гордыня. Ложись спать – утром станет легче.

Но Титус уже не слышал. Признание, которое он три года носил в себе, ощущалось внутри тяжелым, инородным предметом с острыми краями. Его трясло от желания наконец-то исторгнуть его из себя. Покопавшись в мешке, он дрожащими руками извлек оттуда рукопись. Развязал не с первой попытки туго затянутый шнурок:

– Вот, взгляни.

Монах пару минут перебирал страницы с рисунками и записями.

– Что это?

– История того, как появился наш мир.

Слова хлынули потоком, словно в груди пробили ломом дыру. Он рассказывал обо всем сразу, без особого порядка и хронологии. Про Архивариуса, замок, Волшебное перо, двойника, турнир и беловолосую циркачку. Монах не перебивал, не переспрашивал и не уточнял. Сидел в прежней позе, рассматривал, не моргая, огонь. Когда слова иссякли, над прогалиной повисла душная тишина, нарушаемая лишь писком комаров, отважно прорвавшихся сквозь дымовую завесу.

– Ну? – не выдержал Титус.

Монах вздохнул:

– Здорово у тебя выходит придумывать всякие байки. Будь я на твоем месте, рассказывал бы эту историю на ярмарках, заработал серебра на еду и приличную одежду. Или вот предложил бы ее театру в Сан-Марино. Знаешь, что это такое – театр?

– Знаю… – пробормотал Титус. На большее не было сил, потому разговор иссяк. Монах, как это уже с ним бывало, тоже занырнул куда-то с концами. Когда очнулся, сказал:

– Давай спать. Я устал от твоих речей, словно грузчик.

Титус и сам будто перетаскал на монастырскую кухню без роздыху полсотни ведер воды. Встанешь – зашатаешься, весь мокрый от липкой испарины. Но отчаяние словно вышло из тела вместе с потом. Он с наслаждением завернулся в ветхое одеяло, закрыл блаженно глаза. Впервые за последнее время не думалось о потопе. В голове белкой вертелась только прежняя мысль – зачем же он понадобился Архивариусу? Что такое в нем скрыто, без чего тот не мог обойтись? Ночью ему приснился сон. Они с Архивариусом опять сидели вдвоем у камина в парадной зале замка. Старик, читая газету «Вечернее Сан-Марино», время от времени кряхтел и ворчал себе под нос: «Говоришь, я все могу? Зачем же тогда ты на свет появился, как полагаешь? А я рассчитывал на тебя, дорогой. Надеялся, придумаешь что-то стоящее… Даже вот в газете о том написали». Потом замок исчез, и Титус увидел женское лицо, отчего-то, правда, закрытое наполовину, по-восточному, платком. Но даже лишь глаза – внимательные, немного строгие – показались ему знакомыми. Он потянулся рукой, чтобы отодвинуть платок, но девушка мягко уклонилась в сторону и прошептала ласково: «Спи, спи – скоро уже вставать». Утром Титус проснулся бодрым, даже веселым. Они наспех перекусили царапающим десны сухим хлебом и, не поминая ни единым словом вчерашнюю исповедь, отправились дальше. Выход из Угрюмого леса обнаружился через пару часов. Здесь их пути разошлись. Титус шел дальше на север, в Сан-Марино, монах поворачивал на запад, вглубь побережья. На прощание он сказал с улыбкой, самой первой за все время:

– Я придумал, как сделать твою историю еще занятнее. Смотри: двойник так завидовал настоящему наследнику, что решил с помощью Волшебного пера погубить придуманный им мир через потоп, а вслед за тем создать свой, где будет чувствовать себя полным хозяином и господином.

4. Снова Сан-Марино

Город Сан-Марино открылся Титусу так же, как и в первый раз, – далеко внизу, будто разложенный на огромном плоском блюде. Ярко, словно случилось все вчера, вспомнилось остальное. Шумная и грязная ярмарка, аттракцион с молотом, лунноволосая циркачка Лея, удар в переносицу, запах крови, пробирающийся в мозг через навозный смрад. Он вспоминал и, прищурившись, разглядывал башни и городские стены, похожие отсюда на макет средневекового города. Скорее, даже радовался, что видит место, где сгинул бездарный наследник Сан-Маринский и навозной кучей был порожден на свет никому не известный Навозник. В самом деле, можно ли ожидать от него слишком многого? Легкость из-за осознания своего никчемного происхождения кислотой разъедала чувство вины, быстро прожгла эту гнойную корку, и Титус внезапно почувствовал себя безмерно, невыразимо свободным – та, неудавшаяся жизнь закончилась жирной вонючей точкой, и он не имеет к ней никакого отношения, пусть они и побывали вместе с наследником Сан-Маринским в одной и той же навозной куче… Примостившись на нагретом солнцем плоском камне, Титус мысленно призвал к себе на военный совет Архивариуса.

– Так-так. Добрался, поздравляю… Но каков же твой план? – спросил сам себя наследник, представляя притом лицо, которое он не видел уже целых три года, но помнил в самых мелких деталях.

– Попробую для начала разузнать про своих старых знакомых… феодалов… Надеюсь, они еще здесь появляются, – пробормотал Титус, надеясь втайне, что теперь-то содействие Архивариуса станет более заметным и он подкинет более свежую идею.

Но Архивариус в ответ только как-то неопределенно кивнул. Мол, ну-ну, посмотрим на этих твоих знакомых. Кто знает, что с ними тут сталось за три года? Ты вот, поди, тоже был властелином мира, а сейчас голодранец голодранцем.

Городские ворота Титус миновал на этот раз на удивление гладко. Возможно, по той заурядной причине, что совсем не выглядел аппетитной добычей, из которой можно без труда вытрясти несколько монет. Впрочем, успех этот можно было также связать с тем, что над будкой стражника красовалась видная издалека доска с воодушевляющей надписью: «Стражники не должны брать с приходящих в город никаких поборов. Если кто-то поступил таким образом, сообщите об этом магистру».

– Ты кто? –