Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

королев. Он не согласен с моими словами, но в силу разницы в наших статусах он не мог вызвать меня, однако сделал намек. Поэтому пусть Бог рассудит нас. Так как наше оружие не заточено, предлагаю биться до тех пор, пока один из нас не упадет от изнеможения и не попросит завершить бой. Всем известно, что я могу быть слишком скор на разные суждения. Если я неправ, Бог покарает меня, я лягу на этих камнях, а шевалье восторжествует победу над графом д'Артуа, если же бой останется за мной – шевалье с позором, как и положено еретику, прикинувшемуся крестоносцем, убежит из замка и из Никосии и никогда не посмеет более показываться мне на глаза, в противном случае он будет убит.

Бертран молча кивнул в знак согласия. Ну, теперь-то точно нельзя сдаваться, надо биться до смерти. Наверняка граф хороший фехтовальщик, и победы такому неучу в военном деле, как Бертран, ждать бессмысленно. Значит, надо стоять до последнего вздоха. Бертран достал из-за пазухи платок, который подарила ему Катрин при расставании, поцеловал его, обвязал им шею. Он глубоко вздохнул и воздух вокруг словно преобразился, наполнился чем-то сурово-торжественным. Бертран подумал, что это смотрят на него с того света отец, мать и дед, а еще Дева Мария. Все они ждут его, и он к ним придет уже сегодня. И только Катрин его не ждет. Но пусть прибудет с ней Бог и его несчастная любовь.

– Не понимаю, к чему этот поединок? – осуждающе произнесла Маргарита Прованская. – Роберт в очередной раз хочет покрасоваться перед нами? Мы и так знаем, что он сильный и ловкий.

– Муж не любит, когда ему кто-то перечит. Наверное, этот поединок в мою честь! – гордясь мужем, сказала Матильда Брабантская и послала Роберту воздушный поцелуй.

– Неправильно объявлять в этом деле Божий суд – граф изначально сильнее, а юноша просто попал под его спесь, – строго произнесла королева Стефания. – Бог здесь ни при чём. Такие поединки с привлечением Господа и есть богохульство!

Однако выражение лица королевы выдавало ее живейший интерес и все симпатии ее были, вопреки сказанным словам, на стороне графа д'Артуа. Ей невыносимо захотелось переступить все грани приличия, нарушить заповеди, почувствовать дикость и сладость измены.

– Поединок быстро закончится, – констатировала Матильда. – Мне даже жаль этого мальчика.

Роберт д'Артуа атаковал первым. Неистово, стараясь опрокинуть противника сразу, чтобы показать всю собственную силу, граф ринулся в бой. Ошеломительный натиск давал понять ему, кто перед ним – опытный боец или новичок. Но хоть Бертран и показал, что он действительно новичок, однако упорный и злой, которого победить будет трудно. Если бы оружие было настоящим, Бертрану бы быстро пришел конец, но затупленный меч лишь раззадоривал его, несмотря на то что пропущенные выпады оказались очень болезненными.

Бертран сражался как мог – лихо махал мечом, отбивал удары, сам переходил в контратаки, пропускал неприятные выпады графа, и хоть выглядел со стороны неубедительно, тем не менее не сдавался. Он впервые бился за свое доброе имя, и хоть отец его почти не говорил с ним, как надо защищать родовую честь, он все понимал без слов. Как был бы счастлив дед, если бы воочию увидел внука, бьющегося с братом короля!

Роберт не ожидал прыти и упорства от неизвестного шевалье д'Атталя. Он уже слегка утомился, а противник и не думал сдаваться, хоть одежда его уже местами висела лохмотьями, из-под которых кровоточили ссадины и набухали багровые полосы. Роберт д'Артуа любил побеждать, не знал поражений, не терпел возражений и споров, он хотел, чтобы его знали и помнили первым рыцарем королевства, и делал для этого все возможное. Крестовый поход стал для него шансом укрепиться в положении храбрейшего и бесстрашного, каким считали его в королевской семье и среди благородных рыцарей. Атталь был для него всего лишь человеком, посмевшим ему перечить. Граф не испытывал к нему ни злобы, ни вражды, юноша лишь должен был пополнить перечень тех, кого он сразил и тем потешил свое самолюбие.

Бертран же не уступал. Он уже много раз пропустил удары графа и весь покрылся синяками и ссадинами, многие из которых были очень болезненными. И вот Роберт д'Артуа, словно исполняя какой-то воинственный танец, вертясь, приблизился к нему вплотную, резко выбил меч из рук Бертрана и нанес ему сокрушительный удар кулаком в лицо. Бертран не удержался и упал. Кулак разбил ему губу, по касательной снизу-вверх рассек ему бровь, повредил нос. Кровь залила лицо Атталя, он закашлялся, силясь подняться.

– Вот и все, господин еретик! – гордо провозгласил граф. – Проваливайте отсюда!

Повернувшись к королю, который подал ему приветственный знак рукой, граф крикнул:

– Может быть, кто-то из тамплиеров составит мне компанию! Я только размялся! Магистр, прошу вас, разрешите своим людям! Если, конечно, у них есть желание.

Гийом де Соннак неодобрительно покачал головой и промолчал.

– Брат, мне кажется, ты поспешил! – громко сказал король и указал графу на происходящее за его спиной.

Роберт д'Артуа обернулся. Бертран д'Атталь с окровавленным распухшим лицом стоял, страшно улыбаясь разбитыми губами, и сжимал меч.

– Я еще к вашим услугам, граф, – сказал он и сам напал, вложив в атаку все свои силы.

Граф был опытным бойцом, но слегка опешил от такого напора и получил серьезный удар мечом под правую ключицу. Секунда – и еще один удар плашмя по шее. Граф качнулся и еле удержался на ногах. Королевы и графиня Матильда издали крик ужаса, король сжал кулаки, не отрываясь наблюдая за братом. Коннетабль и его племянник коротко рассудили, что теперь шевалье придется плохо, если он вообще уйдет со двора.

Бертран д'Атталь истощил все оставшиеся у него силы, которые он постепенно терял, обороняясь почти три четверти часа. Поэтому, когда граф, с ревом: «Тебе конец!» бросился на него, он уже не мог сопротивляться. Роберт д'Артуа несколькими стремительными ударами меча по корпусу опрокинул Бертрана, а когда тот упал, нанес ему еще удары ногами и кулаками так, что шевалье несколько раз перевернулся.

– Любимый, достаточно! Прекрати! – крикнула мужу Матильда.

Роберт остановился, стараясь унять свою ярость, опустил меч, оперся на него, вытер пот и посмотрел на жену, подумав, что у него еще есть запал остаться с Матильдой наедине и заставить ее стонать от удовольствия.

Но опять разбитый в пух и прах противник стал шевелиться и медленно сгибать ноги в коленях, чтобы подняться. Голова у Бертрана гудела тысячами колоколов и ульев, и ему уже казалось, что отец где-то рядом, подбадривает его, и словно бы голос матушки слышен