Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

графы, осевшие на Востоке, в условиях постоянной нехватки воинов для удержания своих скудных земель, необходимости обычной мирной жизни и торговли, научились неплохо сосуществовать с мусульманами. И подчас прибывавшие на Восток новые волны крестоносцев нарушали хрупкие перемирия между христианами и мусульманами в ущерб именно местным сеньорам. Тамплиеры и госпитальеры также включились в общую политику сосуществования с извечными врагами и поддержки одних султанов, против других. И вот тамплиеры стояли за союз с Дамаском, а госпитальеры за договоры с Каиром. Когда тамплиеры подписывали соглашение с Дамаском и получали от него ранее захваченные замки, госпитальеры отказывались соблюдать такой договор и, наоборот, стремились к диалогу с Каиром, что в итоге приводило к освобождению захваченных паломников или пленных рыцарей, а также замков, например, Аскалона. Престиж госпитальеров поднимался, их влияние в Акре – крупнейшем городе восточных христиан, увеличивалось в ущерб тамплиерам. Фридрих Гогеншатуфен – император Священной Римской империи, вернувший Иерусалим христианам в ходе своего похода дипломатическим путем, заключил перемирие и договор с султаном Египта при поддержке госпитальеров. Тамплиеры – традиционный оплот папства, поддержали папу Григория IX, конфликтовавшего с императором и не признавшего договор с Египтом.

Жан де Роне хотел, чтобы французский король не слушал Гийома де Соннака, оговаривавшего всех госпитальеров, якобы из-за поражения при Форбии четыре года назад, когда египетский султан вместе с хорезмийцами разгромил христиан, действовавших вместе с войском Дамаска, после чего Иерусалим, разграбленный хорезмийцами, был потерян. В той битве пали тысячи рыцарей, много тамплиеров и госпитальеров, а сам магистр госпитальеров Гийом де Шатонёф попал в плен и до сих пор там томится. Жан де Роне убеждал, что все нападки Соннака – лишь желание заручиться поддержкой короля Франции и еще более упрочить свое положение в Святой земле, конечно, за счет того, что госпитальеров отодвинут в сторону и папа римский продолжит поддерживать именно орден Христа и Храма. Жан де Роне называл возмутительными обвинения Соннака, что мирный договор императора Фридриха с султаном Египта привел к тому, что стены Иерусалима не стали укреплять и это повлекло за собой его падение под ударами хорезмийцев. Таким образом, косвенно, через поддержку госпитальерами императора, Соннак обвинял орден в потере святого города. Хотя все христиане в Святой земле в равной степени пострадали от поражения в той войне, и госпитальеры потеряли Аскалон.

Людовик понимал – тамплиеры действуют вгрязную, однако именно на них он и рассчитывал больше всего. Рено де Вишье, а с ним и все французские тамплиеры – главный союзник короля. Но не мог король отмахнуться от справедливых возражений госпитальеров, несмотря на то что Соннак уже пару недель как плотно обрабатывал короля, настраивая его против ордена Жана де Роне.

За окном замка стоял ноябрь – тихий и уютный на Кипре, где все жители спокойны и довольны жизнью. Но крестоносцы, в полном составе собравшиеся на острове, ждали решений короля, тратя большие суммы за каждый день праздного пребывания на Кипре. Людовик уже не раз думал, когда назначить собрание всех крупных сеньоров армии, чтобы обсудить дальнейшие действия. И надо было решить конфликт тамплиеров и госпитальеров в кратчайшие сроки. Пора судьбоносных решений настала!

Людовик сказал Жану де Роне, что принял к сведению все его доводы, и обещал через два дня высказать свое мнение. Через два дня и был назначен большой совет в королевском зале замка Никосии.

Уже долгое время король пребывал в раздумьях о том, куда действительно необходимо нанести удар. Людовик внимательно слушал короля Генриха де Лузиньяна о том, что происходим в Восточном Средиземноморье. Много ценных сведений дали утомительные беседы с Гийомом де Соннаком, постоянно напиравшим на то, что только орден тамплиеров – единственная сила на всём христианском Востоке и только ему обязаны все местные сеньоры, и к мнению тамплиеров прислушиваются все без исключения мусульманские государства. Но Жан де Роне открыл Людовику глаза на истинное положение вещей, где тамплиеры были одной из сил, но не главной и не решающей. Известные ранее факты о разорении Иерусалима хорезмийцами и возвращении святого города под власть султана Египта, он соотнес с многочисленными рассказами венецианских и генуэзских купцов, побывавших в огромном порту на Ниле – Дамиетте, о том, как живет нынешний султан и что его заботит. Тамплиеры и госпитальеры, тоже тщательно следившие за всеми движениями мусульманских правителей, помогли окончательно составить картину происходящего на Востоке.

Приняв решение, Людовик даже внутренне обрадовался тому, что вынужден был остановиться на Кипре, а не сразу, забрав заготовленное здесь продовольствие, выдвинуться на Иерусалим. В этом случае крестоносцев могла ждать быстрая победа, но не долгосрочный успех в перспективе.

Людовик с королевой Маргаритой стоял на площадке барбакана замка и смотрел вниз на город. Никосия жила размеренно и счастливо. Ему нравился этот город, да и вся маленькая островная страна, где смешались греки, французы, сирийцы, итальянцы, иудеи и еще много разных народов запада и востока, осевших здесь по разным причинам.

– Ты знаешь, Марго, если бы я не был королем Франции, я хотел бы быть королем Кипра.

– Почему? – удивилась королева.

– Наверное, потому, что здесь я стою на пороге великих событий будущего. Я не знаю, каково оно, это будущее. Но предвкушение грандиозных событий само по себе очень вдохновляет! Но все было бы не так, если бы ты не разделяла здесь со мной каждый прожитый день.

Король наклонился и поцеловал жену. Он крепко прижал ее к себе и указал вдаль рукой.

– Где-то там, на востоке, за Никосией, за всеми замками и горными деревнями, за цветущими в горах орхидями и цикломенами, за рядами пальм у моря, где спят корабли рыбаков, за этим бирюзовым ласковым морем, бесприютные пески и серые камни, отмеченные стопой Господа, а среди них – Иерусалим! Любимая, как мы с тобой мечтали его увидеть и освободить!

– В твоих словах я слышу грусть, Луи. Что случилось?

– Завтра утром соберется совет моего войска, где мы обсудим наше наступление весной.

– И что?

– Я долго думал, Марго, и пришел к мысли, что нам придется еще повременить с Иерусалимом. Нам придется еще немало пожить вдали от наших детей, вдали от матушки моей, вдали от Парижа и Франции. Не все так просто, моя дорогая.

– Не понимаю тебя, объясни!

– Я не раз спрашивал Господа – правильно ли я мыслю? Я отчаянно молился, чтобы он послал мне весточку. Но он молчал. И понял я, что в молчании и есть его согласие со мной. Марго, о моем плане знает пока только Бог, а теперь я поведаю его