Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

Бертран д'Атталь все же решил повременить с этим, до тех пор, пока с глазу на глаз не увидится с бароном.

Декабрь принес на Кипр дожди с влажной, водянистой свежестью цветущих белых нарциссов с пряными, медовыми ароматами чашечек и желтыми коронами, словно у самых красивых и древних королей. А еще декабрь принес на остров посланцев из далекой степной земли, где никогда никто не видел нарциссов: два доверенных лица монгольского военачальника Эльджигидея-нойона, отправленного из области Хорасана самим великим монгольским ханом Гуюком для завоевания Багдада. Посланцы были арабами, принявшими вместе с христианством несторианского толка и новые имена, и теперь именовались Давид и Марк.

Явились они неожиданно.

Людовик в нежной истоме ласкал Маргариту, уставшую от долгого возбуждения, напоминавшего ей юность. Ей хотелось завершения и тишины, но муж с напором заправского крестоносца шел в нескончаемый бой, казалось, не ради победы, а ради самого процесса боя. Спальня короля и королевы стала символом испепеляющего жара, приносящего не гибель, но рвущий сознание свет.

За стенкой Людовик и Маргарита сквозь спутанное сознание слышали, как занимаются любовью Карл Анжуйский и его молодая жена Беатрис Прованская, и их крики и стоны в неге и экстазе заводили короля и королеву. В небольших каменных комнатах замка Никосии ветры жизни, создаваемые сотрясением тел, разгоняли собой общий смысл нахождения здесь этих людей – в недалеком будущем принести смерть жителям Египта, а после – освобождение Иерусалима.

В спальню короля постучали. Людовик не хотел открывать дверь. Однако слуга, посланный королем Кипра, предвосхитил такой ответ и, прильнув к двери, настойчиво попросил от имени своего сеньора отправиться в тронный зал, так как в город пришли важные послы.

Дело есть дело. Маргарита осталась отдыхать. А Людовик в сорочке, накинув сверху королевскую мантию, открыл слуге и готовился выйти. Но королева строго сказал ему, что не годится королю принимать послов в таком виде, а чтобы слуги не лезли в их уютный мирок, сама выбрала мужу котту и, пока он одевался надлежащим образом, водрузила на его слипшиеся от пота волосы корону.

Король Генрих де Лузиньян уже ждал Людовика и из уважения к нему не вводил в зал послов, пока тот не придет. Кроме кипрского короля присутствовал Роберт д'Артуа, магистры тамплиеров и госпитальеров. Генрих де Лузиньян сидел на своем троне, украшенном львами, а для французского короля был приготовлен специальный трон с геральдическими лилиями. Вслед за Людовиком вошел растрепанный Карл Анжуйский, не ставший принаряжаться для каких-то послов, кем бы они ни были.

По знаку кипрского короля герольд объявил о прибывших послах монгольского хана с важным письмом для Людовика Французского. Генрих де Лузиньян улыбнулся, глядя, как король Франции и его братья сначала недоумевающе, а потом ликующе стали переглядываться и перешептываться. Шутка ли – сам хан страшного монгольского племени узнал о крестоносцах, собравшихся на Кипре!

Введенные послы низко поклонились королям и благородным сеньорам, назвались Давидом и Марком. Еще раз низко, по-восточному, поклонившись, Марк достал из складок походного плаща кожаный футляр, из которого извлек пергамент, исписанный арабскими письменами.

– Ваше величество! – обратился Марк к Людовику. – Монгольский военачальник Эльджигидей от имени Великого хана Гуюка шлет тебе послание.

Слуга поднес послание Людовику. Король озадаченно посмотрел на непонятные ему закорючки.

– Кто-нибудь из вас – Марк и Давид – знает содержание этого письма?

– Нет, ваше величество, нам это не известно!

– Но ведь вы сами владеете арабским языком?

– Владеем, ваше величество.

– При каких же обстоятельствах вы получили это письмо?

– Мы проповедовали христианство среди монголов. В ставке хана нас знают, поэтому и доверили столь важную миссию.

– Откуда вы знаете об ее важности?

– Если один великий государь пишет другому великому государю – как может статься, что это не важно?

– Вы умны. Сможете прочесть письмо?

– Разве мы – скромные путники и монахи, можем читать государственные письма?

– Они правы! – сказал Генрих Кипрский, наклонившись к Людовику. – Нельзя доверять такого рода дела случайным людям. У меня есть мой секретарь, хорошо владеющий арабским, доверенный человек…

– Нет, нет, Генрих, благодарю вас, у меня есть монах – Андре де Лонжюмо, он пользуется доверием самого Папы Иннокентия IV, опытный в переговорах и в совершенстве владеющий арабским. Андре присоединился к нам в Никосии пару месяцев назад. Я пошлю за ним. Не подумайте, что я такой простак и позволил бы этим покрещенным арабам самостоятельно читать послание. Я просто их проверял. Кто его знает – честные ли они люди или нет?

Посланный за Андре де Лонжюмо слуга вскоре явился обратно. За ним шел монах, а также герцог Бургундский, граф Фландрский, герцог Бретонский, коннетабль Эмбер де Божё, маршал французских тамплиеров Рено де Вишье – все наиболее значимые сеньоры.

Лонжюмо был давно известен Людовику. Почти десять лет назад Лонжюмо и другой доминиканец – брат Жан, привезли королю терновый венец Иисуса Христа, хранившийся в Константинополе и любезно уступленный латинским императором Балдуином II за огромную сумму в 135 тысяч ливров. Лонжюмо передал священную реликвию Людовику в Труа, откуда, находясь в благоговейном экстазе, король с братом Робертом д'Артуа, босые, в грубых холщовых покаянных рубахах несли терновый венец до самого Парижа. Людовик всегда помнил этот торжественный момент своей жизни и потому сразу отнесся к доминиканцу с вниманием и почтением, как только он появился в Никосии.

Почти полностью лысый, стареющий Лонжюмо сохранил живость и мудрость взгляда, уравновешенную, проникнутую мастерской убедительностью речь. Годы странствий закалили старика, и он выглядел бодрым и готовым идти хоть сейчас на край света по делам христианской веры.

Людовик поднялся навстречу монаху и сердечно обнял его, словно отца, кратко объяснив, в чем суть дела. Лонжюмо пристально посмотрел на посланцев хана, и его морщинистое лицо осветила улыбка.

– Ваше величество, я знаю одного из этих братьев! Я встречал Давида ранее в монгольском лагере близ города Карс.

– Надо же, какие случаются встречи! – воскликнул Людовик. – Что же, тем лучше! Давайте перейдем к письму хана. Садитесь, Лонжюмо, рядом со мной.

Король сам пододвинул лавку ученому монаху-доминиканцу и с надеждой внимал каждому слову, что тот читал. Андре де Лонжюмо много времени прожил на Востоке, его арабский язык был выше всяческих похвал. Письмо монгольского военачальника Эльджигидея было написано вкрадчиво, вежливо, местами витиевато, как это принято в арабском мире. Было понятно, что монгол Эльджигидей пользовался услугами опытных дипломатов, захваченных или нанятых в покоренных городах Азии. В письме говорилось, что и хан Гуюк, и сам