Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

жив ли еще Нантей, поет ли песни? Жив ли Брандикур, оставшийся в Дамиетте? Бертран решил больше молчать, чем говорить, это позволяло ему держать душевный стержень прямым, опираться на него. Он верил – должно быть спасение. Выжив в Мансуре, он не мог умереть здесь, в Каире.

Кто-то из христиан пытался от скуки учить арабский при помощи тюремщиков, кто-то с интересом прислушивался к звукам восточного города, кто-то пытался бежать. Были и те, кто латал одежду, устраивал иерархические порядки в зависимости от титулов, знакомился с другими заключенными, рассказывая о себе, или мастерил из камешков игральные кости. Но Бертран мысленно отгородился ото всех, хотя и жил среди сотен таких же, как и он. Атталь вставал, уже думая о том, когда надо будет ложиться спать.

И вот неожиданно настал день бесконечного счастья. По Каиру разнеслась весть, что прибыл посол от французского короля. В тюрьмы она просочилась очень быстро. Пленники с нетерпением ловили каждый шорох за дверьми, каждый возглас тюремщиков. Переговоры шли долго, пленники измучились ожиданием. Но вот наконец Жан де Валансьен стал посещать тюрьмы и ободрять их обитателей. Он добился, чтобы людей получше накормили, больных подлечили как смогли. И вот пришел день, когда скрип дверей обозначил не время уборки поганых ведер или раздачу хлеба, а свободу.

Но было в этой свободе много горечи: не все тюрьмы освобождались от пленников, сарацины не отпускали большинство христиан. Проходя мимо других тюрем, откуда из узких окон бывшие крестоносцы протягивали руки или пытались высунуть головы, чтобы взглянуть на тех, кому посчастливилось отправиться домой, Бертран д'Атталь и его товарищи по заключению отворачивались, испытывая неловкость. Кто-то кричал остававшимся искренние слова ободрения, но они звучали скорее издевательски, чем добросердечно, ведь заключенные думали, что сарацины теперь всех убьют.

Бертран сидел на бочке и глупо улыбался, глядя по сторонам, пока его не подняли за руки другие освобожденные крестоносцы и не повели в квартал госпитальеров, где по случаю освобождения магистра де Шатонёфа для всех спасенных пленников предоставляли торжественный обед. Квартал госпитальеров располагался за замком тамплиеров, поэтому, проходя узкими улочками Акры, часть крестоносцев остановилась по радушному приглашению Рено де Вишье именно у тамплиеров.

Бертран с радостью шел дальше, ему хотелось ходить по христианскому городу, видеть его архитектуру, слышать европейскую речь. Он так истосковался по всему этому, что готов был идти еще долго, несмотря на усталость и голод. В зале с колоннами, предназначенном для собраний и обедов, накрыли длинные столы, выкатили бочки с вином, расставили наскоро приготовленные дичь, рыбу, овощи. Грязным, оборванным крестоносцам предоставили несколько бочек с водой, чтобы привести себя в порядок, выдали холщовые рубахи. Бертран умывался с удовольствием, чувствуя, как прохладная вода ласково омывает загрубевшую кожу. Скинув обноски, обнажив тощие тела с торчащими ребрами, крестоносцы кое-как стерли губками верхний слой грязи с тела и надели рубахи. Священники госпитальеров пели псалмы, пока крестоносцы готовились таким образом к принятию пищи.

Пока освобожденные христиане ели, Жан де Валансьен с делегацией послов от египетских мамлюков отправился в цитадель к королю Людовику. Встретив остатки своей армии, король поспешил к себе, чтобы сразу начать переговоры с послами, ведь не все его требования оказались выполнены. Увидев, как мало пленников вернулось к нему, он разгневался, думая, что всех остальных мамлюки замучили и убили. Однако Жан де Валансьен поспешил успокоить короля:

– Ваше величество, мамлюк Айбак хитер. Если бы не слухи о войне с Дамаском, ходящие по Каиру, мне могло бы и не повезти.

– Это не слухи, друг мой, Ан Насир Юсуф на днях отправил войско в Газу, – сухо сказал король.

– Хорошо, что это правда! Пусть сарацины перегрызутся между собой. Так вот, я стал говорить, как много зла мамлюки причинили лично вашему величеству и как вы готовы пойти на союз с Дамаском, чтобы отомстить. Ну и все остальное, что вы мне велели говорить. А этот сарацин Айбак ведет себя как султан: Шаджар ад-Дурр, благодаря которой он получил свое положение, даже не появляется. Айбак все решает один. Он не хочет, чтобы вы, мой король, водили дружбу с Ан Насиром Юсуфом, но и не сильно поверил в мои слова о новой собирающейся армии крестоносцев. Возможно, потому, что, как это у нас бывает, армия собирается долго и может отправиться вовсе не туда, куда нужно. Главное для Айбака – разбить эмира Дамаска. Поэтому он согласился и двести тысяч ливров простить, и выпустить часть пленников. Это как бы такой дар вам для успешных переговоров, ваше величество. Не зря он своих эмиров в Акру послал со мной. Теперь они будут выдвигать свои условия.

– Условия пса Айбака наверняка такие, чтобы я не смог отказаться! – мрачно пробормотал король. – Ведь в его власти по-прежнему большая часть моих людей, сидящих в тюрьмах Каира. И теперь я уже не должен двести тысяч ливров. Однако он сохранил за собой лазейку, этот чертов Айбак. Как бы не случилось так, что я сам попрошу его принять эту сумму за выкуп моих людей, иначе он их убьет. Теперь-то пленники ему не нужны, раз он не ждет моего долга.

Гийом де Шатонёф по просьбе короля переоделся в порту и сразу же отправился в цитадель. Жан де Валансьен задержал ненадолго послов, давая им возможность перекусить с дороги и переменить одежду, пока у короля собирались нужные ему люди.

Валансьен ввел послов в королевский зал цитадели, и перед египтянами на троне предстал Людовик Французский со своей женой Маргаритой Прованской в окружении магистров Рено де Вишье и Гийома де Шатонёфа, коннетабля Жиля ле Брюна, маршала Жана де Бомона, папского легата и патриарха Иерусалимского. Переводчиком служил все тот же знаток арабского – монах Ив ле Бретон.

– Ваше величество! – сказали послы, склонив головы и держа в руках тюрбаны. – Султан Айбак шлет вам привет и заверения в своем благорасположении. Как вы и просили, ваше величество, султан забыл о выкупе, что обещали вы эмирам Бейбарсу и Актаю, взявшим на себя временную власть после смерти Туран-шаха. По доброй воле, памятуя о вас как о сильном и благородном противнике, он вернул вам часть пленников, о которых вы просили.

При словах «вы просили», Людовик вздрогнул и побледнел от гнева. Кого это он, христианский король, просил? Нечестивого ублюдка, захватившего трон? Видно, послы знают свое дело и так уверены в себе, что не боятся формулировать мысли, как им заблагорассудится.

– Готовы ли вы, король Франции, в свою очередь оказать услугу нашему султану и заключить с ним