Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

Людовик хищно улыбнулся. Теперь-то он держит все нити политики в своих руках и может дергать ими, когда и как захочет. Он, чье войско пока не насчитывает и тысячи человек, уже вернул своих людей из плена. И теперь, конечно, он не может и не должен быть лоялен к подлым сарацинам, уничтожившим его армию.

– О каком это договоре идет речь? – сурово сказал он, поднявшись с трона и глядя на послов, как на ничтожества. – Разве все мои требования были выполнены?

Послы растерялись, не ожидая, что король будет так строг после того, как встретил освобожденных пленников.

– Я повторяю еще раз, послы, как смеет ваш султан чего-то хотеть от меня? Мой рыцарь Жан де Валансьен сказал, что в египетских тюрьмах томятся тысячи моих людей, а ему позволили взять в Акру только семьсот пятьдесят человек? А где же остальные? По-моему, мои требования были более чем ясны! Те несчастные, кого освободили, прибыли сюда в рванье, истощенные! Разве это не оскорбление? Что же вы молчите, послы? О чем вы вообще уполномочены говорить?

– Ваше величество, не гневайтесь! – пробормотали послы, все больше теряясь.

А король пошел в неудержимую атаку.

– Что я писал вашему султану? Вернуть всех пленных христиан, что только имеются в Египте! А где головы казненных рыцарей, выставленные на стенах Каира? Где христианские мальчики, насильно обращенные в мусульманскую веру? Я сказал определенно – все мои требования ваш султан должен выполнять неукоснительно, и только в этом случае я рассмотрю договор с ним! Ив ле Бретон, вы были при дворе эмира Дамаска, разъясните послам, как Ан Насир Юсуф ждет моего союза с ним, а его армия уже наступает на Газу! Пока вы можете остаться в городе, но уже скоро вы получите официальное письмо к Айбаку и немедленно отправитесь к нему.

Послы, пятясь, ушли. А король, улыбаясь во все лицо, повернулся к своей свите.

– Пусть знают короля Франции! – сказал он.

– Муж мой, вы великолепны в гневе! – рассмеялась Маргарита Прованская.

– Только так с ними и нужно! Сарацины понимают исключительно язык силы, – проговорил Гийом де Шатонёф.

Людовик подошел к Жану де Валансьену и обнял его за плечи.

– Друг мой, я так рад, что вы у меня есть! Ваш талант в переговорах просто исключительный! Увы, но и вам придется отправиться с послами обратно в Каир. Знаю, вы устали. Но это необходимо для спасения наших узников.

– Я служу вам и Богу, – ответил спокойно Валансьен. – Обо мне не беспокойтесь. Я выполню свой долг.

Однако через несколько дней в Акру прибыл гонец из Яффы. Жан д'Ибелин, сеньор Яффы, чьи владения граничили с сарацинскими, уведомлял короля о разгроме Ан Насира Юсуфа под Газой от большой армии под командованием Актая, посланного Айбаком из Каира. Это обстоятельство сильно огорчило Людовика.

Теперь было бессмысленно чего-либо требовать от Айбака, вышедшего победителем в войне с Дамаском. Людовик впал в отчаяние. Неужели придется унижаться перед ненавистными мамлюками и попросить принять выкуп за оставшихся пленников? И это после заверений в своей силе! С чем посылать в Каир Жана де Валансьена? Не подкрепленные реальной силой угрозы приведут лишь к тому, что самого Валансьена сарацины схватят и уже не отпустят назад в Акру.

Получалось, что теперь Людовик сам пойдет навстречу просьбе Айбака вступить с ним в союз против Ан Насира Юсуфа. По сути, надо поклониться Айбаку, чтобы вызволить своих людей. Людовик понимал, что должен сделать это. Так поступает истинный христианин, чтобы спасти своих братьев по вере. Ему было противно произносить слова, которые под диктовку записывал Ив ле Бретон, но отпускать послов Айбака без письма к нему значит потратить впустую уйму времени. С трудом подбирая сухие, как поленья, выражения, король Людовик Французский соглашался на призыв султана заключить с ним договор против Ан Насира Юсуфа и просил, чтобы Айбак выполнил все его просьбы.

На словах послам ничего не было сказано. Они сели на корабль, гордо посмеиваясь над христианами, ведь они уже услышали про разгром сирийских войск под Газой.

Людовик стоял на верхней площадке одной из башен цитадели вместе с Жаном де Валансьеном и смотрел в ту сторону, где за бурным осенним морем находился Египет. Мало того что он продиктовал этот унизительный ответ Айбаку, так теперь он должен был еще и молиться, чтобы плавание послов ненавистного мамлюка по неспокойному Средиземному морю прошло удачно и письмо доставили султану. Жизни тысяч пленных христиан зависели от этого.

– Друг мой Валансьен, – говорил король, – ты прибыл мне служить от латинского императора Балдуина. Мне говорили, что ты даже давал ему взаймы деньги?

– Было и такое, – скромно отвечал Валансьен, задумчиво глядя на горизонт.

– Я всегда сочувствовал Балдуину и хотел ему помочь в борьбе с никейскими греками. Но я находился как бы свысока по отношению к нему, и мое сочувствие было таким же, как если бы сытый и богатый сожалел о том, что у его голодного друга нет средств купить еду. Теперь и я оказался в положении императора Балдуина. Хоть сам поезжай по Европе и проси людей для продолжения крестового похода. Нет войска, а враг есть, и Иерусалим по-прежнему недостижим.

– Но в отличие от латинского императора у вас имеются деньги, ваше величество, – заметил Валансьен.

– Да, деньги есть. Из Парижа на днях моя матушка и братья золота прислали предостаточно. Но что деньги?! Оказалось, что на них не купить не то чтобы верность и преданность, да просто желание служить в моем войске! Кто бы мог такое подумать раньше?! Слишком мало желающих освобождать Иерусалим, изменять мир!

Отъевшись у госпитальеров в течение нескольких дней, подрезав бороду, усы, волосы, Бертран пошел к королевской цитадели, чтобы попытаться отыскать Готье де Брандикура. Он оставался в Дамиетте все время при королеве, значит, и сейчас должен быть при ней. В нижнем зале цитадели собрались сорок рыцарей из Шампани, бывшие в плену, а сейчас, стараниями сенешаля Жана де Жуанвиля, одетые в одинаковые зеленые сюрко, ждали, когда Жуанвиль переговорит с королем об их желании служить в армии и дальше. Многие знали Бертрана по тюрьме и приветствовали его. Атталь же был как в тумане. Он поскорее хотел покинуть Акру и вернуться домой, поэтому не расточал любезности шампанцам, а лишь кивнул им и попросил слугу разыскать Брандикура.

Готье де Брандикур принял двоюродного племянника с радостью, обнял его, налил вина. В цитадели у него имелась своя комната, где