Том 1. Новеллы; Земля обетованная - Генрих Манн

— Для этого у них слишком старая и прочная привязанность, и она становится все нежнее, особенно со времени «Мести». Знаете ли, такой успех во всех смыслах полезен молодому человеку. Вам бы тоже не мешало написать пьесу.

— Э, что там, — небрежно возразил Андреас, — кто теперь не пишет пьес!

— Не правда ли? — воскликнул Кафлиш. — Ведь драматическая форма самая серьезная и сложная; по крайней мере таково общее мнение. И как раз она-то теперь всем под силу, даже тем, кому ничто другое не под силу. Это, собственно, признак большого расцвета.

— И за «Месть» она так в него влюбилась?

— Ну и за прочие добродетели. Ведь он мужчина хоть куда. Трогательно, как она его всюду за собой таскает, даже сюда, на прощальное свое выступление.

Я ничего не говорю, но от такого местечка, как у Клемпнера, никто бы не отказался.

Андреас презрительно улыбнулся.

— Ну-ну. А что, если будущий заместитель Туркхеймера не пожелает его терпеть?

— Придется. Без Клемпнера с Лицци взятки гладки.

— А есть уже на нее?..

— Претендент? Еще бы! Она ведь как-никак бриллиантовая Лицци. Всегда найдется человек, у которого своего рода историческое честолюбие и который ради него идет на некоторые издержки. Говорят, теперь это некий господин Ржесинский, коллега Гохштеттена, недавно приехавший в Берлин.

— Ну? — невольно вырвалось у Андреаса.

— Вы с ним, может быть, знакомы? — спросил Кафлиш.

Но Андреаса просто кольнуло упоминание о Гохштеттене. Инцидент с Астой камнем лежал у него на сердце, и ему стало не по себе при мысли, что он мог повстречаться с ней, когда они вместе с Адельгейдой подъезжали сюда. Но она так и не появилась, и он облегченно вздохнул, как после миновавшей опасности. Место в амбразуре окна за желтой шелковой портьерой еще внушало ему некоторое опасение, но он тут же убедился, что фрейлейн Гохштеттен тоже отсутствует.

— Фрейлейн Туркхеймер что-то не видно. Ей нездоровится? — спросил он.

Кафлиш расхохотался прямо в лицо молодому человеку.

— Нездоровится? Вас так заботит Аста? Можете не беспокоиться. Милая барышня чувствует себя лучше, чем раньше, хотя бы уже потому, что она больше не Туркхеймер.

— Ах!

Андреас настолько опешил, что позволил громко смеющемуся журналисту увлечь себя за собой.

— Милостивые государыни! — воскликнул тот. — Взгляните-ка на эту святую невинность! Он не знает…

— Чего не знает? — спросила фрау Гольдхерц.

— Перемены с Астой!

— А откуда ему знать? — снисходительно заметила фрау Мор. — Мы все и то знаем только понаслышке, они ведь обвенчались, так сказать, инкогнито.

— В нынешнем году это самый шик, — заметила фрау Бешерер. — И то, что они сейчас в Норвегии, тоже еще под сомнением.

—. Никаких сомнений! — заявила Клэр Пимбуш. — Норвегия входит в программу Асты.

— Норвегия сейчас, зимой? — спросил Андреас. — Что же они там делают?

Кафлиш наставительно изрек:

— Катаются на коньках по фиордам.

— Кто этого не испытал, вообще не испытал ничего, — сказала фрау Бешерер, но в лице ее ничто не шевельнулось из-за густого слоя белил, заполнявшего все морщины.

Андреас чуть не спросил, не сама ли она почитательница этого спорта, ибо его серьезно интересовало, как могут трухлявые кости фрау Бешерер выдержать такое испытание. Он был сильно удивлен событиями, которые произошли здесь за его отсутствие, и его смущало, что он ничего об этом не знал. Родная дочь Адельгейды отпраздновала свадьбу, а его возлюбленная и словом не обмолвилась, так глубоко захватила их страсть. Фрау Пимбуш права, он пришел прямехонько из «Венерина грота», ему надо было снова освоиться в обществе простых обывателей. Он огляделся, чуть-чуть прищурился, слегка склонил голову и вдруг, словно кто-то подтолкнул его в спину, направился к фрау Туркхеймер. Он поклонился и сказал с умеренной сердечностью:

— Сударыня, мне стыдно, что я только сегодня приношу вам мои поздравления. Я действительно еще не слыхал о замужестве фрейлейн Асты.

Она ответила:

— Но, дорогой господин Цумзе, разумеется, я не сержусь. Мы ведь знаем, что вы неделями не отрываетесь от работы.

Возможно, что фрау Туркхеймер, принимая поздравления Андреаса, не сумела скрыть нежность во взгляде. Во всяком случае, таково было мнение нескольких свидетельниц. Но уверенный тон молодого человека, против ожидания оказавшегося на высоте положения, озадачил всех. Дидерих Клемпнер выступил из-за юбок фрау Лаффе и фрау Туркхеймер и пожал коллеге руку. Покрой его сюртука был более строг, чем раньше, а сам он со времени постановки «Мести» стал значительно серьезнее и осанистей. На его комическом лице сильнее проступало благонамеренное выражение.

Даже Лицци удостоила неприятного ей юнца снисходительной улыбки. Адельгейда обратилась к актрисе:

— Вы, вероятно, еще не знакомы с нашим другом?. Господин Андреас Цумзе.

— Драматург, — прибавил Кафлиш. — Скоро выступит с пьесой.

— Уж, конечно, с комедией на тему о женщине! — воскликнула фрау Пимбуш. — И притом с неудовлетворенной героиней!

— Правда? — спросила Лицци довольно сухо.

— Совершенно верно, фрейлейн Лаффе, — заявил Андреас с самоуверенностью победителя. Если бы ему сказали, что действие его пьесы происходит на островах Фиджи в двенадцатом столетии, он подтвердил бы и это. Его не смутил даже Кафлиш, ущипнувший его за руку и прошептавший:

— Она не отзывается на фрейлейн, называйте ее фрау!

Общее внимание, центром которого чувствовал себя Андреас, ударило ему в голову, и он продолжал с рыцарской галантностью:

— Для главной роли я имел в виду вас, фрейлейн Лаффе, и почел бы за счастье…

— Ах, так! — протянула Лицци.

Не желая ни в какой мере отвечать ему в тон, она, прежде чем убить его на месте, смерила дерзкого юношу с головы до пят.

— Я так и думала. Теперь каждый старается навязать тебе роль непонятой женщины. — Убедившись по его лицу, что отповедь подействовала, она прибавила назидательно и уже мягче: — К сожалению, то, что вы как будто задумали, потеряло уже всякий интерес.

— Ах, что вы, Лицци! — возразила фрау Мор.

Фрау Туркхеймер невольно подняла руку, и этот жест выдал ее душевное волнение. Но на Лицци возражения не действовали.

— Я-то знаю театр, — сказала она громче. — Сейчас входит в моду народ, и надо следовать за модой. Наполеоновское движение масс…

— Это было уже в абелевской рецензии, — заметила Адельгейда.

— Ну, так тем более! — воскликнула Лицци, обозлившись на возражение. — Народ, масса — вот что теперь в ходу. Попомните мое слово: «Месть» сделает эпоху!

— Эпоху, возможно, — возразила фрау Туркхеймер, — но сборов она как будто уже не делает? Или ее все еще ставят?

Соперницы сняли маски. Они открыто признались друг другу в своей ревности. Андреас, довольный тем, что его оставили в покое, благоразумно ретировался за кресло Адельгейды. Клемпнера заслоняла Лиццина спина. Актриса с сожалением пожала плечами.

— Подумаешь, сборы!