Том 1. Новеллы; Земля обетованная - Генрих Манн

— Ах, в Поземукеле и Мезерице…

— Вот именно! Там «Месть» имела большой успех, а ведь подлинное понимание, пожалуй, скорее встретишь в провинции, чем среди нашей чванной берлинской публики. Такая пьеса, разумеется, предназначена для избранных, а женское равноправие теперь только что в помойке не валяется.

— Вы в самом деле так полагаете? Ну, уж если разговор зашел о помойных ямах, то в «Мести», пожалуй, найдется побольше вещей, отдающих помойкой. Уж если на то пошло, подобные нападки на имущий класс кажутся мне не очень-то чистоплотными, когда они исходят от некоторых людей, я имею в виду тех, кто менее всех других вправе на нас жаловаться.

Адельгейда перевела дух. Она уже готова была вслед за Андреасом обвинить Клемпнера в недобросовестности и попрекнуть автора «Мести» каждым приглашением на ужин, принятым им от имущего класса, свержения которого он втайне домогался. Но Лицци опередила ее.

— «Непонятая женщина» — так, должно быть, называется пьеса вашего протеже, а может быть, ей будет дано скандинавское имя: «Эбба», или «Гедда», или что-нибудь в этом роде? Но, скажите на милость, кому это нужно? Из всех женских прав на сцене производит впечатление только право на любовь. Может быть, так пьеса и задумана? — Она торжествующе оглядела всех, а затем многозначительно добавила — Может быть, право на любовь… в известном возрасте?

— В вашем возрасте, милая фрейлейн, — презрительно фыркнула Адельгейда, — пора бы уже оставить подобные шутки.

Голос ее дрожал, хотя в разговоре с возбужденной актрисой фрау Туркхеймер проявляла невозмутимое спокойствие. В то время как у Лицци вокруг носа ясно выступили красные пятна, она, наоборот, очень побледнела, что было ей к лицу. Но успокоить вздымающуюся грудь ей было так же не под силу, как и Лицци. Актриса закусила удила. Резким жестом откинув лиловую накидку, схватившись одной рукой за бриллиантовый аграф на поясе, она перегнулась вперед на стуле и была готова в любой момент вцепиться сопернице в волосы.

— Львицы, защищающие детенышей, — вполголоса заметил Кафлиш своей соседке.

Клемпнер и Андреас присмирели за надежным прикрытием, — за спинами Адельгейды и Лицци. Они тайком переглядывались в большом смущении и нерешительности, не зная, ожидают ли от них, чтобы они заняли твердую позицию в споре своих покровительниц. Андреас счел себя обязанным послать сопернику явно вызывающий взгляд, но на молодцеватом лице Клемпнера он прочел только скептическую улыбку. И, придя к молчаливому соглашению, что в эту бабью ссору мужчинам ввязываться незачем, оба скромно отвели глаза.

Зато все дамы впились взглядом в губы обеих соперниц. Когда те взаимно напомнили друг другу о возрасте, фрау Пимбуш чуть не лишилась чувств от усилий сдержаться и не выразить громко свой восторг. Фрау Бешерер, неподвижно и прямо, будто при помощи каких-то механических приспособлений, сидевшая в кресле, попыталась хотя бы наморщить лоб, но при этом из-за морщин выползло, словно живое существо, заплесневелое зеленоватое пятно. Фрау Мор добродушно улыбалась, а Кафлиш строил всякому, кто случайно взглядывал на него, ужасную рожу, которая должна была изображать удовольствие.

Миниатюрная фрау Гольдхерц, беспокойно порхавшая по комнате, вдруг, пискнув, исчезла между юбками своих приятельниц. Андреас почувствовал на шее чье-то горячее, прерывистое дыхание и, обернувшись, столкнулся нос к носу с вспотевшим, грузным господином Гольдхерцем. Адвокат с растерянным видом раскрыл заплывшие жиром щелочки глаз, не понимая, куда опять исчезла его супруга. Его тяжелый живот разочарованно и грустно заколыхался из стороны в сторону. Рядом с Гольдхерцем стоял Туркхеймер и лукаво покачивал головой. Он осведомился:

— Дамы несколько разошлись во взглядах? Я возьму на себя смелость предложить свои услуги в качестве честного посредника, совсем как наш великий канцлер.

— О, у нас чисто литературный спор, — заявила Адельгейда равнодушным тоном.

Кафлиш прибавил:

— Понимаете ли, спор о германской духовной культуре, господин генеральный консул.

— Ну, в таком случае… — сказал Туркхеймер.

Адельгейда через плечо небрежно пояснила мужу:

— Речь идет о новых драмах. Знаешь, дорогой, нам следовало бы угостить наших знакомых драматической постановкой. А то вечера у нас с каждым годом становятся все однообразнее. Вы не находите? Да и откуда взяться веселью?

Туркхеймер вежливо подтвердил:

— Адельгейда, ты права, как всегда. Мы обязаны способствовать процветанию искусства, кроме нас, ведь некому. Одни ужины — это мещанство.

— Совершенно верно, — заметила фрау Пимбуш, Фрау Мор заявила:

— Имущий класс в большом долгу перед рыцарями духа.

— Повторите это еще раз! — воскликнул Кафлиш, бия себя в грудь. — Король должен идти рука об руку с поэтом, это ведь стало трюизмом.

И он склонился перед Туркхеймером. Тот милостиво улыбнулся и протянул руки Клемпнеру и Андреасу.

— Господин Клемпнер и господин Цумзе, надеюсь, вы доставите нам удовольствие и примете участие в нашем скромном вечере? Не так ли?

Но взгляд жены дал ему понять, чтобы он замолчал. Адельгейда сказала:

— Господин Клемпнер стал знаменит, а рассчитывать на знаменитостей для нашего домашнего спектакля мы не можем. «Месть» идет уже в Поземукеле и в Мезерице.

— Помилуйте… — подхватила Лицци голосом, в котором теперь зазвучали льстивые и ласковые ноты. — Поземукель и Мезериц тут ни при чем. А господин Клемпнер как раз заканчивает новую вещь, о которой уже сейчас можно сказать, что ничего подобного еще не было написано. Размах в ней еще шире, чем в «Мести», все прочее не идет с ней ни в какое сравнение, смею вас уверить. Автор, несомненно, почел бы себя счастливым, сударыня, если бы мог предложить вам свою новинку. Сливки общества, которые собираются у вас, конечно, вправе первыми, раньше широкой публики, познакомиться с таким выдающимся произведением.

Адельгейда улыбалась торжествующей улыбкой, видя соперницу в позе просительницы, чуть ли не у своих ног. Она почла излишним притворяться и с заметным удовольствием выразила сожаление, что ей приходится отклонить пьесу господина Клемпнера.

— Как жаль, что господин Клемпнер может предложить только грандиозную, рассчитанную на целый вечер вещь. Будь это одноактная пьеса!.. Я уже наметила программу. В нее входят миниатюры, отдельные акты и сцены из пьес начинающих писателей, — понимаете, надо дать каждому возможность проявить свои способности.

— Но позвольте, нельзя же обойтись без Клемпнера!

— Вполне можно! А мотивы, по которым мы принуждены отказаться, для него так лестны, что он, конечно, не будет на нас в обиде.

— Ну, разумеется, лестны, — подтвердил Туркхеймер. — Такой талантливый молодой человек.

— Но почему же? — спросила Лицци.

Адельгейда пояснила:

— Очень просто. Дидерих Клемпнер настолько превосходит всех своих соперников, и это уже известно даже