Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

— Нет, просто знакомая. Уже шесть лет она ждет своего мужа. Он ушел по первому призыву и пропал без вести.

Матрос отправился к врачу, получил у него разрешение и вскоре пришел за Рами и Бару. В просторном салоне лежали на койках искалеченные войной люди. Рами медленно шла мимо коек, иногда наклоняясь над изголовьем.

— Няня, пожалуйста, посадите меня! — послышался вдруг голос.

Сиделка повернула рычаг. Раненый пристально разглядывал вошедших. Они приближались к нему. Вот женщина склонилась над соседом. Раненый успел заметить тяжелый узел волос на затылке, цветок в прическе… По его лицу разлилась бледность, и с трудом, задохнувшись от острого приступа боли, он позвал:

— Няня, нянечка, помогите мне лечь…

Но когда сиделка подбежала к нему, он уже лежал, закрывшись с головой покрывалом.

Рами и Бару подошли к его койке. Матрос, сопровождавший их, попросил раненого открыть лицо.

— Оставьте меня в покое, мне очень плохо, — был ответ.

Голос звучал приглушенно, но Рами вздрогнула. Бару с матросом направились к сиделке — узнать, как зовут несчастного, и попросить, чтобы облегчили его страдания.

— Сейчас приду, — обещала сиделка. — Это мой самый примерный больной, младший сержант Лал.

Рами тем временем настойчиво уговаривала раненого приподнять простыню, но тот наотрез отказывался.

— Послушайте, Лал, — сказала подошедшая сиделка, — что вы упрямитесь, а вдруг это ваши родственники?

— Нет, нет, я вовсе не тот, кого они ищут, я хорошо знал того человека, я собственными глазами видел, как он погиб.

Словно земля разверзлась под ногами у Рами. Она зашаталась и, если бы сиделка не поддержала ее, рухнула бы на пол.

— Умоляю вас, покажите мне хоть на мгновение лицо человека, который видел, как умирал мой Чанду.

— Сержант Лал, я не узнаю вас! Вы слышите, я приказываю вам открыть лицо!

— Что ж, приказа я ослушаться не могу. Только сделайте это сами, у меня не хватит смелости.

Сиделка осторожно отодвинула простыню. Рами взглянула на раненого. Единственный глаз его был закрыт, на месте второго зияла впадина. Одна рука была отрезана по локоть… У Рами отлегло от души. Слава богу, ей только показалось… Чанду был самым видным парнем в их деревне, самым сильным и ловким. Ах, как гордилась она своим богатырем Чанду!.. Какая же она скверная — пристала со своими глупыми просьбами к этому несчастному, искалеченному человеку! Надо непременно попросить у него прощения! Рами молчала, подыскивая нужные слова. А раненый решил, что она ушла, и приоткрыл глаз.

Взгляды их встретились. Рами пронзительно вскрикнула, бросилась к калеке, прильнула к его лицу, обняла изуродованное тело.

— Нет, Рами, не надо, оставь меня!.. Твой Чанду давно умер… Этот Бару такой красивый и, видно, добрый человек, я буду счастлив, если…

Рами, не отвечая, опустилась на пол у ног раненого.

Младшего сержанта Чанду Лала вскоре перевели в сухопутный госпиталь. Он находился в тяжелом состоянии, и ему нужно было сделать переливание крови. Рами захотела, чтобы мужу перелили ее кровь, и после всех необходимых анализов врачи согласились на это. Она также получила круглосуточный пропуск — для ухода за мужем.

Прошло два года. По берегу моря прогуливалась супружеская пара. Золотой шар солнца медленно погружался в темно-лиловые волны. У мужчины на месте левой руки безжизненно свисал вдоль туловища пустой рукав пальто. Женщина держала на руках девочку, и они с мужем то и дело целовали ее, а малышка заливалась радостным смехом. У ног супругов шуршали морские волны.

— Что с тобой? — спросил мужчина, заглядывая женщине в глаза, вдруг ставшие грустными.

— Гляжу с вершины счастья в бездну горя, — ответила она.

— Что означают два последних слова?

— Спроси сначала о первых.

— Хорошо, расскажи мне, что значит «вершина счастья»?

— Это значит, что теперь уже никто не сможет отнять у меня мужа…

Девочка вдруг заплакала, и женщина сказала:

— Малышка хочет к своему папе.

Мужчина здоровой рукой подхватил дочку и прижал ее к груди.

Глядя на них, женщина проговорила:

— Я стала частицей тебя, Чанду, — в тебе течет моя кровь. Кто посмеет отнять тебя у меня?

— Конечно, тем, кто замышляет новую войну, твой искалеченный муж не нужен… Но как остановишь бомбы, которые могут обрушиться на нашу деревню?

— Не знаю… Я буду с тобой. Вместе разделим и радость и горе.

Мужчина ласково посмотрел на жену и спросил:

— Почему же ты и теперь, будучи счастливой, говоришь о горестях?

Глядя в морскую даль, женщина ответила:

— Пройдут годы, наша дочь вырастет. Пусть же никогда не придется ей изо дня в день, утром и вечером, приходить сюда и всматриваться в пустынную водную гладь в ожидании парохода.

Солнце село, и в темноте мужчина не увидел, как черное облако печали заволокло ясные глаза его жены и, словно капли дождя, покатились по ее щекам слезы.

Перевод с панджабского Н. Корсаковой.

Педдибхотла Суббарамая

В КИНО И В ЖИЗНИ

Рассказ

Педдибхотла Суббарамая — новеллист среднего поколения. Пишет на языке телугу. Автор нескольких сборников новелл, среди которых наиболее известны сборники — «Непрерывный дождь», «Вода» и другие. Новеллы Суббарамаи переводились на русский язык.

У меня было легко на душе. Я шел радостный, как юноша на свидание, забыв о том, что на мне рваная рубашка, замызганный пиджак, стоптанные сандалии. Улицы города после десяти вечера уже опустели. Свет фонарей мягко отражался на гладком асфальте.

Человек средних лег, который шагал впереди меня, напевал песенку «Надену шапку на макушку…». Ах, как хорошо, как славно! Я вспомнил эту песню, — сам часто пел ее в школьные годы, годы светлых мечтаний и свободной, счастливой жизни.

У меня было так хорошо на душе, что я забыл про горы бумаг в канцелярии, над которыми корплю, не поднимая головы, с утра до вечера. А чуть стоит позволить себе минутную передышку, начальник пронзительным взглядом казнит за безделье. И за этот тяжелый труд — всего сто пятьдесят рупий в месяц, а дома жена и пятеро детей… Но сегодня вечером я обо всем забыл.

Волшебником, который извлек меня из бездонной пучины уныния, превратил на этот вечер в беззаботного счастливца, был мой сослуживец Виранджанеюлу. Он пришел на работу утром веселый, улыбающийся; мы столпились вокруг него, поздравляя с повышением.

— После работы — в кафе, я угощаю, а потом — в кино! — заявил он, пожимая нам всем руки.

До пяти часов вечера я просидел над бумагами за своим столом. Конечно, я не мог не расстроиться при мысли, что двадцать лет работаю все в том же учреждении, а не получил такого места, как Виранджанеюлу,