Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

доме мертвая тишина. Птицы во дворе, и те, кажется, не чирикают… Мужу невдомек было, что делается на заднем дворе. А здоровье, здоровье-то — оно дороже всего. И вот однажды — господь свидетель — прилегла я после обеда, да не спалось мне. Встаю потихоньку, иду к ванной и вдруг вижу: крадется кто-то к хибарке, где живет Джагга с женой. Кто бы, думаю, это мог быть? Джагга днем на службе. Он в офисе у мужа и за швейцара был, и за слугу. Муж не раз говорил: помогать по хозяйству наймем другого слугу, а Джагга пусть служит у меня в офисе. Джагги, стало быть, дома нет. Кто ж это все-таки может быть? Любопытно… Я к окошку. О, да это Бикки, деверь мой. Подкрался на цыпочках — и прямо в хибарку Джагги. Сердце у меня замерло. Зачем это, думаю, понесло его туда в полуденное время? По делу? Но какое может быть дело к Джагге, когда того дома нету? И зачем пробираться украдкой? Сначала хотела было пойти да расспросить. Но ведь здоровье-то дороже… Вернулась я в комнату, легла на кровать, а мысли все о том же. Порядочные люди такими вещами в своем доме не занимаются. И если уж пришло время, почему не жениться? Кто же, думаю, дал кому право позорить наш дом?

Жену Джагги видели, наверно? Двух слов связать не может. Да вдобавок такая темнокожая, что, кажется, коснись рукой — испачкаешься. Но деверь мой разлюбезный стал к ней захаживать. И могла ли простая деревенская девка устоять перед этим прохвостом?.. В тот день я впервые приметила.

Только не так громко, пожалуйста… В этом доме еще и не такое творилось. Муженек-то мой считает себя благородным. А дядя его имел двух любовниц. Тетка, старая шлюха, после обеда звала в свою комнату молодого слугу — массаж, дескать, делать. Я своими глазами видела. Здоровенный парень был Шанкар — косая сажень в плечах.

Шила в мешке не утаишь: рано или поздно все становится явным. И однажды Джагга их застукал. Послал его муж за термосом. Взял он термос и бегом к своей хибарке, а навстречу ему, — из окошка-то мне все видно, — выскакивает мой дорогой деверь Бикки, в черном костюме, при галстуке. «Бикки-бабу…» — только и вырвалось у Джагги. А Бикки, пряча глаза, торопливо прошмыгнул к калитке. Чувствую, сердце у меня начинает колотиться. Чего доброго, он теперь свою благоверную до смерти изобьет. Слушаю, а из хибарки — ни звука.

Не знаю, сколько там пробыл Джагга. Говорил он что своей жене или нет — тоже не знаю, врать не буду. Пошла я к себе в комнату, но на душе-то неспокойно, решила тогда, что вечером непременно поговорю с мужем. Пусть он или слугу рассчитает, или велит ему отправить жену в деревню. Оставаться ей здесь нельзя.

Лежу я, а сама прислушиваюсь. Ну, думаю, сейчас такое начнется, хоть уши затыкай — вопли, визг, слезы. Но из хибарки — ни звука. Да что ж это, думаю, за размазня, если не может приструнить собственную жену. Двинул бы ей разок-другой! Да мало ли есть способов наставить жену на путь истинный!

Лежу я на кровати, а от страха у меня даже в животе урчит. Доктор советует мне больше двигаться. А разве могу я двигаться с моим-то здоровьем? Видите, какая я грузная. Пройду немного — одышка начинается. Сладости запрещают. Знаю ведь, что нельзя мне их есть, а рука сама тянется. Сладости у нас в доме никогда не переводятся, две-три коробки — это уж обязательно. Да и как тут удержаться? Не съел вовремя кусочек — в животе урчанье начинается. Доктор без конца твердит: «Прекратите употребление сладостей». Ну, предположим, перестану я есть сладости — какое же мне удовольствие будет жить на этом свете? Впору отшельницей становиться. А я ему говорю: «Вы, доктор, лучше лечите меня, а сладости есть не запрещайте и двигаться не заставляйте. Если я, чтобы поправить свое здоровье, должна бегать галопом, то зачем, спрашивается, мне тогда ваша помощь? За что же я каждый раз плачу вам пятьдесят рупий? Учтите, я женщина состоятельная и носиться сломя голову по улицам не намерена».

Высказала я ему это — сразу же как шелковый стал. «Не извольте беспокоиться, — говорит. — Хотите сладостей? Кушайте на здоровье, только потом не забудьте выпить две столовые ложки вот этой микстуры». Вот так-то, думаю, учат вашего брата! Теперь каждый день пью по две ложки микстуры.

Была я как-то на днях в клубе, так вот жена Харчарана хвастаться вздумала. «Я, — говорит, — ежедневно принимаю семь таблеток». А я слушаю да помалкиваю. Тоже мне, думаю, нашла, чем хвалиться. Я, бывает — всевышний свидетель, — и по пятнадцать принимаю, но разве ж трезвоню об этом на всех углах? У нас есть домашний врач, мы платим ему три сотни в месяц. Заболел кто или нет, на столе в гостиной всегда стоит десяток флаконов с таблетками: тут тебе и витамины, и стимуляторы, и транквилизаторы, и слабительное, и крепящее. Можете пойти посмотреть своими глазами. Джагга всегда знал, когда и какую таблетку мне надо принимать. Я забуду, а он, смотришь, уже несет. Да, нет теперь Джагги, а без него поди разберись в этих лекарствах.

Вы, я вижу, совсем ничего не едите. Кушайте, кушайте, не стесняйтесь… Так вот, вечером того же дня возвращается муж со службы и говорит мне: «Где Джагга? Скажи ему, через час к нам гости приедут, так пусть непременно приготовит овощной салат с фруктами». Пришел Джагга, смотрит исподлобья. А лицо бледное, как у мертвеца. «Ну что, Джагга, чем недоволен? — спрашивает муж. — Почему хмуришься? Может, дурные вести из деревни получил?» А Джагга точно воды в рот набрал. Да и что он мог сказать: «Твой брат опозорил меня»? Стыдно ведь, наверно. Мужа-то моего вы знаете: чуть что не по его — так рыкнет, точно с цепи сорвался. Ему все равно, слуга перед ним или кто другой.

Джагга молчит, а муж, смотрю, злиться начинает. Стоит Джагга как истукан, только глазами хлопает. Ну, сказал бы хоть что-нибудь, может, и легче бы ему стало. А он — ни слова.

Начал муж его отчитывать, да я вмешалась. «Вот-вот гости, — говорю, — явятся, а ничего еще не готово. Ступай, — говорю, — Джагга, на кухню». Он повернулся и молча пошел на кухню. Немного погодя заглянула я туда — и что же вижу? Стоит Джагга истуканом посреди кухни. Ну, думаю, помешался, видно, парень, и проку от него теперь не будет. «Что-то, — говорю я мужу, — с Джаггой, видно, случилось. Стоит молчит, волком смотрит.