Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

мало и обычно спокойно. Если в руках у него нет миски с едой, то он не переставая трет большим пальцем правой руки ладонь левой, словно растирает табак с известью[124]. Такая уж у него привычка.

…Султан всегда мечтал, чтобы у него было лишь самое необходимое для человека: еда, одежда и кров. Но за все двадцать лет своей жизни никогда и этого не имел.

Нежные родители назвали сына Султаном, но ни знатности, ни богатства они ему дать не смогли. Когда мальчику исполнилось восемь лет, родители умерли. И Султан не успел вдоволь насмотреться на мать, не успел наиграться с отцом. А теперь он почти забыл, как они выглядели.

У него не было ни сестры, ни брата, ни жены, ни детей — ни одного родного человека. Он словно с неба упал и не принес с собой на землю ничего, кроме имени.

Маленьким мальчиком Султан собирал старые тряпки, кости, просил милостыню; когда немного подрос, стал пасти коров. Ел то, что давали крестьяне за работу, а спал в загоне для скота. И всегда он жил впроголодь, ни разу не довелось ему наесться досыта. В конце концов Султан покинул деревню и в поисках заработка отправился в Амравати. Силы он был немалой — мог унести на спине осла. Но найти работу ему никак не удавалось…

Как-то Султан проходил мимо лавки торговца сладостями. Невольно остановившись перед дверью лавки, он подумал: «Какое было бы счастье, если бы по милости Аллаха мне удалось получить здесь работу. Нет-нет и перепал бы кусок пирожного или несколько тянучек. Но не возьмут меня здесь на работу. Этот толстый купец — индус, а я мусульманин. Нет, ничего не выйдет». И, печально взглянув на толстого лавочника, он отправился дальше…

После долгих поисков Султан получил работу в лавке, где продавали бетель. Всего за две пайсы колол он целый день орехи арековой пальмы и заворачивал их вместе с известью в листья бетеля. С восхода солнца и до заката работал он в лавке, старательно выполняя все поручения хозяина, но двух пайс, которые он получал, ему не хватало даже на еду. Он по-прежнему голодал, утомительный труд изнурял его, ожесточал. «Ну какой это заработок? И есть-то не на что, а бетелем сыт не будешь. Что же мне делать?» — в отчаянии спрашивал он себя…

— Хозяин, я хочу тебе что-то сказать, — заговорил он однажды с лавочником.

— Ну-ну, говори. Что там у тебя?

— Мало ты мне платишь, хозяин. Не хватает мне.

— Не хватает? Как это не хватает? — удивился хозяин.

— Мало мне двух пайс. На еду даже не хватает, — повторил Султан.

— Но я-то что могу сделать?! — с притворным удивлением воскликнул лавочник.

— Как что? — растерялся Султан.

— Значит, ты просто обжора, раз тебе мало. А я тут ни при чем, — как ни в чем не бывало заявил хозяин.

— Зачем так говоришь? Разве я не такой же, как все?

— Аллах свидетель, обжора из обжор, — начал хитрить хозяин.

— Ты шутишь, хозяин?

— Ну конечно, шучу.

— Так прибавь мне плату, хозяин.

— Ну, хватит, — побагровел от ярости лавочник. — Вот что: сию минуту убирайся прочь! — И, не обращая больше внимания на Султана, он принялся ножницами разрезать пучок бетеля. Султан растерянно оглядывался по сторонам, словно искал, куда же это вдруг ушла от него работа. С окаменевшим лицом вышел он из лавки и пошел куда глаза глядят.

«Он индус. А я мусульманин. Конечно, он не станет прибавлять мне плату», — размышлял Султан и решил впредь искать работу только у мусульман.

…И снова долгими часами бродил Султан по улицам города…

Наконец он остановился у небольшой лавчонки.

— Хозяин, нет ли у тебя работы для меня? — спросил он длиннобородого лавочника-мусульманина.

— А что запросишь? — спросил лавочник, окидывая Султана оценивающим взглядом, словно покупал быка.

— Сам назначь, хозяин, — обрадовался Султан.

— Четыре аны в день да еда. Устроит тебя? — поглаживая бороду, спросил лавочник.

Как счастлив был Султан! Еще бы! Это было все, о чем он мог мечтать! Еда бесплатно и четыре аны на табак. Чего тут решать?

— Согласен, согласен! — воскликнул он.

Вслед за хозяином он поднялся по лестнице и вошел в чайную. Густой пар поднимался от чашек с чаем. На тарелках лежали всевозможные яства. Султан судорожно сглотнул слюну.

Пятнадцать дней проработал здесь Султан, покорно и старательно выполнял всякую работу. Лавочник был им как будто доволен. Но однажды он подозвал к себе Султана. Увидев нахмуренное лицо хозяина, Султан задрожал от недоброго предчувствия.

— Ты зараз съедаешь по тарелке риса, кхима[125] да бирьяни[126] в придачу! А чаю сколько выпиваешь! Эдак ты разоришь меня!

— Но, хозяин, я ем лишь столько, сколько мне надо, чтобы наесться, — почтительно ответил Султан.

— Чтобы наесться? Да ни один обжора не может столько съесть.

— Что же мне теперь делать? — спросил Султан.

— Ничего. Убирайся отсюда!

— Хозяин, я не буду больше есть так много.

— Убирайся, не нужен мне теленок ростом с буйволицу, — отрезал хозяин.

Удрученный тем, что потерял такое хорошее место, ушел Султан от бородатого лавочника. В отчаянии он готов был на все, лишь бы найти хоть какой-нибудь заработок. И он отправился на вокзал. Быть может, там ему повезет и представится возможность поднести багаж богатому господину или перетащить какой-нибудь груз.

С утра до вечера слонялся он по вокзалу. Но другие, более ловкие и опытные, носильщики всегда перехватывали у него работу.

Голодный и измученный, Султан предался невеселым воспоминаниям. Отец и мать умерли, когда он был еще совсем маленьким. Он просил милостыню, пас коров, чистил хлев, собирал старое тряпье. А что теперь? Он готов делать все, что угодно. Он хочет работать, но работы нет. Ему нечего есть, негде жить. У него нет одежды. У него ничего нет…

Его лихорадило. Двое суток провалялся он в жару тут же, на вокзале, и лишь на третьи сутки пришел в себя.

Была ночь. Кругом царила тишина. Город крепко спал. И только дома вдоль улиц застыли, словно солдаты на страже.

Один-одинешенек брел Султан по спящему городу. Куда? Зачем? Он не думал об этом.

Никто не встретился ему на пути. Лишь тощий полицейский как единственный представитель рода человеческого сидел на углу. Но и он клевал носом, словно петух, и тихонько присвистывал во сне.

На другом углу темной громадой возвышался кинотеатр. Реклама крупными буквами оповещала: «Бессмертное произведение прославленного Шантарама Бану Рамджоши». Под надписью был изображен толстощекий Рамджоши, который бил в барабан. Рядом в танцевальных позах изогнулись две женщины, высоко подобрав края сари