Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

смей, — говорит, — даже порог хижины переступать». Он, муж-то, тертый калач, ему лучше знать, что к чему. Когда инспектор стал его допрашивать, муж отвечал, что в последние дни и выглядел слуга очень странно, и вел себя как не вполне нормальный. А что касается отношений между покойным и его женой, то об этом ему ничего не известно. Да и откуда хозяину знать о семейных делах слуги?.. Вошел он на минутку ко мне в комнату, а я ему говорю: «Отошли Бикки куда-нибудь подальше. Ты ведь ничего не знаешь, а соседи-то все видели, шепнут куда надо, и начнет разматываться клубок». Только он не послушал меня и, надо сказать, поступил разумно. Брата он никуда отсылать не стал. От чужих глаз ничего не скроешь. Исчез бы вдруг Бикки, у полиции невольно могло возникнуть подозрение…

Да вы кушайте, кушайте! Еще кусочек возьмите! Вы же совсем ничего не едите… Диета, говорите? Диета вам пока ни к чему. Ешьте все, что хочется, только очень полнеть не следует. Излишняя полнота, как, скажем, у меня, не полезна… Вот посидели мы с вами, потолковали, и на душе вроде бы легче стало. Вы заходите ко мне, почаще заходите, не стесняйтесь. До нас же рукой подать. А хотите, я машину за вами присылать буду? Скажите только. Мне одной-то в доме тоскливо. Муж, говорите? Муж явится с работы, перекусит наскоро и тут же в бридж играть отправляется. А если уж начали партию в бридж, это часа на три-четыре. У одних карты, у других любовницы. С тех пор как мы поженились, он ни одного вечера не пропустил. Чуть смерклось — так он за порог… Вот видите, даже смеяться не могу — задыхаюсь. В груди что-то хрипит, пищит, клокочет. «Ты, — говорю ему, — очень не увлекайся картами. Подумай о своем здоровье». И вы знаете, что он мне отвечает? «За ломберным столом, — говорит, — я десять дел провернуть успеваю. Ну, вот хотя бы дело о самоубийстве Джагги. Ты думаешь, удалось бы так легко прикрыть его, если б не начальник полиции? А он мой партнер по бриджу». — «Ты прав, — говорю я ему. — Мужчина должен уметь вовремя все уладить. Где уж нам без вас!» Вот такой был у нас разговор. А тот день был очень тяжелый. У мужа-то привычка после обеда часок вздремнуть. А где уж тут уснуть? До сна ли! Только приляжет на минутку — то телефонный звонок, то полиция, то соседи. Но, слава всевышнему, на следующий день все утряслось. Никто больше нас не беспокоил.

Когда дело закрыли, рассказала я ему однажды все, что знала про Бикки. «А мне, — говорит, — с самого первого дня было известно». От удивления я даже рот раскрыла. Смотрю на него и слова вымолвить не могу. «В молодости, — говорит он, — все мы делаем глупости, вот и Бикки тоже». — «Да ты, — говорю, — хоть бы объяснил тогда Бикки, что так вести себя нельзя». А он мне: «Разве, — говорит, — он к гулящей ходил? Или, может, болезнь какую дурную подхватил? Что было, значит, тому суждено было быть. Впредь станет осмотрительнее». — «Но ведь дело-то, — говорю, — нехорошее вышло. Если бы Бикки не поступил так, и Джагга бы не бросился под поезд». — «А ты что, — отвечает мне муж, — хочешь, чтоб я брата в тюрьму отправил?» — «Но ведь он преступление совершил», — говорю. Как он взорвался! «Ты думаешь, — кричит, — я своими руками засажу брата за решетку?!» Потом помолчал и говорит: «Ну, прежде всего, никто не знает, сам Бикки пошел к ней или она его позвала. Чтобы хлопнуть в ладоши, нужны две руки. Виновата всегда женщина, мужчина поддается соблазну, когда его поощряют к этому. Чтобы мужчина потерял голову, женщине достаточно бровью повести. Ты уверена, что она не строила ему глазки? И я не уверен. Но убежден: Бикки ходил к ней потому, что она этого хотела. Ты вот сама подумай: разве может культурный человек взять и ворваться в чужое жилище? Она могла бы закрыться на засов, если бы хотела. Закрылась и сиди себе! Тем более что муж ушел на работу, в хижине она одна осталась. Ну, а как прикажете понимать, если дверь у нее была открыта? Значит, она кого-то поджидала. Да разве может кто-нибудь запретить ей это?»

Слушаю я его, а сама думаю: откуда же нам знать, кто из них кого соблазнил — то ли она его, то ли он ее? Об этом одному только господу известно.

Ну, словом, дело это муж уладил. Наградил его всевышний умом да смекалкой, так концы упрячет — комар носа не подточит. Его на испуг не возьмешь, стреляный воробей. Будь на его месте кто другой, помер бы со страху. Приехал из деревни родной брат Джагги, плакал, убивался; так вот, чтоб утешить беднягу, муж отвалил ему сразу две сотни. Потом явился тесть Джагги, тому тоже перепало. «Дело-то закрыто, — говорю я ему, — зачем деньгами так сорить?» А он мне в ответ: «Джагга, — говорит, — десять лет служил у нас. Разве можно забывать это?.. Да и огласка нам ни к чему. От того, что я им денег дам, мы не обедняем, а они будут держать язык за зубами». Обо всех думает, всем добра желает. Каждому готов помочь…

Позвоните, пожалуйста, в колокольчик. Видят ведь, проклятые, что ночь на дворе, а свет зажечь никто не подумает. Раз пять приходится звонить, пока дозовешься. Точно оглохли…

Вы бы закусили на дорожку. Когда вернется, спрашиваете? Часов в десять, не раньше. Да о нем не беспокойтесь, он всегда возвращается сытый. Целый день одна в четырех стенах сижу… Ну нет, голубушка, пока не покушаете, я вас не отпущу. Спасибо, что навестили. Отвлеклась я с вами немного. О жизни своей я ведь ни с кем не говорю. Приходите еще, посидим, побеседуем. Разговор-то вроде бы с пустяка начался, а всю подноготную вам и выложила… Нет, голубушка, и не просите! Пока салата не отведаете, я вас не отпущу!

Перевод с хинди В. Чернышева.

Гурбакш Сингх

ГЛЯЖУ С ВЕРШИНЫ СЧАСТЬЯ В БЕЗДНУ ГОРЯ…

Рассказ

Гурбакш Сингх (род. в 1895 г.) — старейший панджабский прозаик, драматург и публицист. Автор нескольких сборников рассказов и одноактных пьес, а также многочисленных публицистических статей. С 1933 г. издатель основанного им литературно-художественного и общественно-политического журнала «Прит лари» («Ожерелье любви»).

Многие рассказы Гурбакша Сингха переведены на русский язык.

В предзакатный час по берегу моря, оживленно беседуя, прогуливались двое молодых людей.