Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

Один из них был в военной форме, другой — в штатском. Волны то набегали на берег, касаясь их ног, то с легким шумом откатывались назад. Вдруг беседу друзей прервал женский голос:

— Вы не знаете, сегодня придет какой-нибудь пароход?

— Не знаю, Рами, не слышал… — на мгновение остановившись, ответил тот, что был в штатском, и продолжал свой путь, а женщина прошла мимо. Военный с недоумением посмотрел ей вслед.

— Что ты так смотришь? — обратился к нему его спутник. — Это же Рами, дочь Рангу.

— А я и не узнал, — ведь целых четыре года не был дома. Как она выросла, совсем взрослая девушка!

— Так ты, верно, не знаешь и того, что она вышла замуж. Но через полгода после свадьбы ее Чанду ушел на фронт, и с тех пор о нем нет известий.

— А почему Рами думает, что муж приедет сегодня?

— Ну что ты, откуда ей это знать? Просто каждый день она приходит сюда, на берег, и задает первому встречному свой неизменный вопрос. Ты разве не заметил, что глаза у нее блуждают, как у сумасшедшей?

— Взгляд у нее действительно странный, но на сумасшедшую она не похожа.

— Так я и не говорю, что она безумна. Но два раза в день — рано утром и на закате — она вдруг бросает все домашние дела и бежит на пристань узнать, не придет ли пароход.

Всякий раз, когда в порт должен был прибыть пароход с приезжающими в отпуск солдатами, Рами наряжалась в чистую одежду, тщательно расчесывала волосы.

Когда-то Чанду купил ей на ярмарке зеркальце. Рами бережно хранила его и гляделась в него, только собираясь встречать пароход. Из зеркала на нее смотрела молодая женщина с продолговатым нежным лицом, большими глазами, густыми, блестящими волосами, с двумя ровными рядами белоснежных зубов. Да, лицо ее было похоже на сияющий день, но знал ли кто-нибудь, какая мрачная ночь царила в ее душе!

По пути она срывала яркий цветок и прикрепляла его к волосам. Все в порту — от носильщиков до высокого начальства — знали Рами. Что-то в ней внушало людям уважение и доверие.

— Придет пароход, бабу-джи? — спрашивала Рами у дежурного по пристани.

— Да, да, конечно, придет, — приветливо отвечал тот, откладывая перо в сторону.

— Тот, что привозит солдат, бабу-джи?

— Да, тот самый, Рами.

Взгляд Рами светлел, она улыбалась. Потом отходила в сторонку и, прикрыв ладонью глаза от солнца, всматривалась в даль, — там, далеко-далеко, за маяком, где небо сливается с морем, что-то чернело. Она знала, что эта темная точка постепенно будет расти и превратится в пароход. Когда он причалит к пристани, на палубах замашут руками и воздух зазвенит от радостных криков.

И, представляя себе эту картину, Рами вынимала из прически цветок, расправляла его лепестки и снова прикалывала к волосам.

Однако надежды Рами были напрасны. Обычно, не видя Чанду на палубе, она утешала себя: «Может, он стоит где-то сзади, — ведь он такой застенчивый, не станет лезть вперед». Но вот мимо проходил последний солдат. Тогда она воображала, будто Чанду ранен и его вынесут только под конец. Когда и этого не случалось, Рами выбрасывала цветок и с болью в сердце брела домой.

Мать, глядя на нее, только головой качала: на что надеется ее дочь? Ведь целых пять месяцев прошло, как они получили с фронта уведомление: «Пропал без вести». Мать прожила долгую жизнь и знала, что те, о ком так пишут, не возвращаются. Но когда Рами в очередной раз приходила из порта одна, мать, подавив рыдания, спрашивала:

— Что, на этом не приехал? — И успокаивала: — Ну ничего, подождем следующего…

— Да, да… Мне сказали, что в конце недели придет еще один пароход.

И все же на другой день Рами вновь бежала к морю:

— Вы не знаете, придет сегодня…

Так прошло шесть лет. По-прежнему два раза в день, какая бы ни стояла погода, Рами бросала все дела и отправлялась на пристань. Но в душе она уже потеряла надежду. Да и внешне стала совсем иной — похудела, взор потух. Теперь она уже не улыбалась, когда дежурный любезно заверял ее, что пароход обязательно придет. Лишь неизменно прикалывала к волосам цветы и тщательно следила за своей одеждой.

Война давно кончилась. Один за другим приплывали пароходы, на пристань сходили солдаты, но Чанду среди них не было. Все думали, — только никто не говорил об этом Рами, — что уже недалеко то время, когда пароходы перестанут привозить демобилизованных. Что будет с нею тогда? Неужели найдут на берегу ее бездыханное тело?..

Молодой человек в штатском (его звали Бару), тот, что два года тому назад прогуливался со своим приятелем около пристани, теперь, побуждаемый смешанным чувством любопытства и сострадания, ежедневно приходил в порт, чтобы именно ему задала Рами свой извечный вопрос.

В деревне уже поговаривали: «Чанду наверняка не вернется… И чем плох этот Бару? Тоже молодой, сильный… Подумать только, два года поджидает ее на берегу — срок немалый!»

Все деревенские стремились устроить судьбу Рами, но она, кроме одного и того же вопроса о пароходе, ни словом не обмолвилась с Бару. А он не осмеливался проявлять настойчивость.

— Вы не знаете, должен сегодня прийти какой-нибудь пароход? — В вопросе Рами уже нет прежнего волнения, зато ответ Бару на сей раз звучит радостно.

— Послушайте, Рами, — говорит он, — мне сказали в порту, что сегодня приплывет пароход с солдатами, которые были в германском плену. Об их судьбе никто ничего не знал.

И вот Рами, в белой одежде, с цветком в прическе, стоит на пристани и вглядывается в морской простор. Маленькая черная точка постепенно растет и превращается в пароход.

Рядом с Рами стоит Бару.

Это был необычный пароход: на нем вернулись домой те, кого близкие давно уже успели оплакать. Прибывшие махали с палубы руками, а люди на берегу взволнованно вглядывались в их лица. «Боже, вон мой сын!» — раздался вдруг крик. «Смотрите, там мой брат!», «Господи, да это же мой муж!»

Но ни одно лицо не привлекло к себе ищущего взгляда Рами. Бару тоже внимательно всматривался в каждого солдата, — он был знаком с Чанду, когда-то они вместе ловили в море рыбу. Наконец мимо прошел последний пассажир.

Один матрос с парохода сочувственно поглядывал на Рами и Бару. Бару подошел к нему.

— Что, не дождались своего родича? — спросил матрос.

— Нет… Скажи, а никого больше не осталось на пароходе?

— Да вот только пятьдесят тяжелораненых.

Бару выразительно посмотрел на матроса. Тот понял.

— Господин доктор хорошо ко мне относится, — проговорил он. — Эта