Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

Северной Бенгалии, из-под Динаджпура. На барабане он играл — заслушаешься. А что его медведь вытворял — просто уму непостижимо. Такого представления сроду никто не видывал. Что там танцевать — медведь мог даже в сари рядиться! «А ну-ка, мишенька, — скажет Туфани, — покажи нам, как сердится невестка!» И косолапый принимает обиженный вид. «А как невестка дерется со свекровью?» Мишка берет в лапы палку и начинает размахивать ею. Публика так и покатывается со смеху. Потом опять танец — со связками бубенцов на задних лапах.

Медвежатник, значит, дает представление перед толпой, а в толпе Рупоши. Туфани сразу обратил на нее внимание, да и кто не заметит такую красавицу? Он на нее смотрит, а она — на него…

Обычно медвежатники покажут в деревне представление и идут дальше, — ведь больше одного раза денег не соберешь. Но Туфани надолго задержался в нашей деревне. Он ходил с медведем по окрестным селениям, а потом возвращался обратно. Вы не были на восточной окраине деревни, почтенные? Там стоял высокий бокул[150], его в прошлом году бурей свалило. У его подножья и поселился вожатый. Готовил себе он сам. Вечерами развлекался игрой на флейте, а когда спал, его охранял медведь.

Так прошло около месяца. Туфани совсем прижился в нашей деревне, со многими свел тесное знакомство. Однажды поздним лунным вечером он, по обыкновению, играл на флейте. Лежавший рядом медведь вдруг поднялся с места, настороженно заурчал. Туфани, не переставая играть, пригляделся и заметил медленно приближавшуюся к нему тень. «Уж не привидение ли это?» — подумал Туфани. Однако он был не из робкого десятка и смело двинулся навстречу.

Подойдя ближе, Туфани увидел женщину, она укрывала лицо краем одежды.

— Ты кто? — спросил Туфани.

Приподняв накидку, незнакомка приложила к губам палец — тихо, мол, не шуми.

— Кто ты?

Женщина подняла накидку повыше, но все равно лицо ее нельзя было разглядеть.

— Кто ты? — снова прошептал Туфани.

Женщина отбросила накидку, но низко опустила голову.

Туфани стоял в замешательстве. Оправясь от смущения, он подошел к женщине и узнал Рупоши. Лицо ее было мокро от слез, она продолжала плакать.

— Зачем ты пришла?

Ничего не отвечая, Рупоши прильнула к груди Туфани…

Прошло еще месяца два. Туфани начал опасаться, как бы их тайна не раскрылась, и вот однажды вечером, когда они стояли под кроной бокула, он предложил Рупоши бежать с ним. Рупоши согласилась. Они решили покинуть деревню следующей ночью.

А муж Рупоши хоть и был туповат, но, видимо, кое о чем все же догадывался. И надо же было так случиться, — на все воля божья, почтенные, на все его воля, — как раз в ту ночь Маджу проснулся. Проснулся и видит: нет Рупоши. Поискал ее около дома — не нашел. Тогда Маджу поднял на ноги соседей. Бросились к бокулу — нет и медвежатника. Тут-то все догадались, что он увел Рупоши с собой.

Через десять — пятнадцать минут на ногах была уже вся деревня. Разве мог кто-нибудь остаться в стороне, узнав, что в беду попала их любимица? Люди схватили факелы, вооружились тесаками, копьями и, разделившись на группы, бросились в погоню по всем дорогам. Вот, оказывается, что за проходимец этот медвежатник.

От судьбы не уйдешь, почтенные, никуда не уйдешь. Видите вон тот лес? Беглецы не успели дойти до северной опушки, хотя у них был час в запасе. Да и то сказать, в темноте не очень-то разбежишься. Сил у женщин маловато. Доберись они хотя бы до соседней деревни — и были бы в безопасности.

Когда факелы замелькали совсем близко, Рупоши остановилась и испуганно прислушалась. Она знала всех в деревне и, услышав знакомые голоса, сказала Туфани:

— Все открылось.

— Не может быть!

— Вот послушай. Это говорит Каду-мия. Бежим!

И они побежали втроем — Туфани, Рупоши и медведь. Тут преследователи их заметили и с яростными воплями бросились следом.

Далеко ли убежит слабая женщина, да и ради чего было ей бежать? Кто-то метнул копье, Туфани вдруг громко застонал и рухнул на землю как подкошенный. Рупоши кинулась к нему, опустилась рядом и положила его голову к себе на колени. Со всех сторон на нее устремились злобные взгляды. Преследователи вырвали у нее тело Туфани, для верности нанесли копьем еще несколько ударов и отправились в обратный путь. Труп они оставили в лесу, словно это и не человек был, а пес паршивый.

Рупоши пощадили только потому, что это была Рупоши. Любую другую женщину исколотили бы до смерти, но Рупоши никто пальцем не тронул, даже грубого слова никто не сказал; все были уверены, что ее околдовал медвежатник. Не могло же, в самом деле, их божество согрешить по своей воле.

Заодно хотели прикончить и медведя, но того и след простыл. Наутро оцепили лес, прошли с барабанным боем от опушки до опушки, но зверь словно сквозь землю провалился.

Рупоши вернулась домой. С тех пор она сделалась очень молчаливой, однако хозяйство вела исправно, все успевала. Маджу таким исходом дела был очень доволен, а жители деревни и того более.

Прошло пять лет. Однажды во время жатвы Маджу поднялся с поля на бугор и сел под деревом передохнуть. Жать рис — дело нелегкое. Тот, кто работал в поле, знает, что это такое. Маджу намаялся до смерти, а тут тень, прохладный ветерок, вот он и заснул. Спит Маджу и вдруг чувствует: кто-то обнюхивает его лицо. Открыл он глаза и обмер: перед ним стоял медведь! Слава богу, Маджу не растерялся, закрыл глаза, притворился спящим, а затем, улучив момент, схватил лежавший рядом серп и отскочил на несколько шагов. Медведь направился прямо на него. Тем временем Маджу успел позвать работавших в поле крестьян на помощь.

Велика ли надежда одолеть медведя таким оружием, как серп? Однако, почтенные, Маджу не побоялся вступить в поединок. Немного погодя подбежали крестьяне и, поняв, что пустыми руками тут ничего не сделаешь, кинулись за пиками и кольями. Изодранный и искусанный медведем, Маджу истекал кровью. Но и он сумел нанести несколько глубоких ран. Когда крестьяне вернулись, все было кончено. Маджу уже не дышал. В медведе, правда, еще теплилась жизнь. Крестьяне пиками и кольями добили его.

Вот с тех пор эта деревня называлась Рупоши, а то место, где вы сейчас сидите, — Медвежьим бугром.

Догорала вечерняя заря. Меркло голубое небо, сгущались тени испещренного разноцветными мазками леса, затушевывая его очертания. Мы, как завороженные, смотрели на старика, перебирая в памяти подробности услышанного. Старик, видимо, тоже мысленно блуждал в потемках прошлого. Никто не решался нарушить тишину.

Тобиб, казалось, забыл о том, что