Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

— Откуда мне было знать?

— Вот именно. Ты человек столичный, а мы жалкие провинциалы. Но со своими краями мы немного знакомы.

Мой приятель за словом в карман не лезет. Я почел за лучшее отмолчаться.

Шоссе Натор — Раджшахи там, где мы остановились, шло с востока на запад; дорога в деревню тянулась на север. Неподалеку от дороги под развесистым баньяном примостилась бакалейная лавка. Мы оставили машину на попечение бакалейщика, а сами пешком направились к деревне. Я, нетрудно догадаться, шагал впереди.

Проселок, по которому мы шли, был достаточно широк, чтобы на нем могли разъехаться две подводы. В покрывавшей его после недавних дождей грязи виднелись глубокие лунки от воловьих и козьих копыт и, разумеется, следы колес. Идти приходилось с большой осторожностью. Цветы шаплы[147] ярко горели под солнцем, поблескивали листья водяных растений, слепящие блики бегали по водной глади, отражавшей голубизну неба. Дали открывались перед нами во всем великолепии. Нежаркие предзакатные лучи соткали удивительную гамму всевозможных цветов и оттенков, которыми небеса щедро делились с земным миром. Хотелось без конца любоваться их переливами, но надо было смотреть под ноги, а то ведь недолго и упасть.

Шаг за шагом мы приближались к деревне. Временами налетали порывы ветра — тревожно шелестели кроны пальм посреди поля. Эта тревога невольно передавалась душе, и взгляд устремлялся вперед, — так торопится путник, подхлестываемый страхом перед надвигающейся грозой, — пока не достигал границ окоема, где исполинскими завитками серого руна кудрявились кущи баблы[148]. Но и устремляясь вперед, взгляд ни за что не хотел покидать окружавшие нас места. Не так ли старший брат уходит из дома в дальние края, а младший кричит вдогонку: «Вернись, вернись!» — и зов его не столько мольба, сколько повеление? Далекое и близкое одинаково властно притягивали нас к себе. В таком раздвоенном состоянии лучше всего зажмуриться, иначе колдовство красок может свести с ума.

Я скосил глаза на Тобиба — он шагал, поглощенный какими-то глубокими думами.

Зато Джонни резвился вовсю. От запаха просыхающей земли, устланной прелой листвой, он совсем ошалел. То что-то нюхает, то бросается в сторону, то забегает вперед, а затем снова занимает свое место в арьергарде. Я внимательно следил за метаниями пса. Это помогало разрядить эмоциональное напряжение: нельзя, чтобы экстаз слишком затягивался, нужна какая-то отдушина. Обычно такой словоохотливый, мой друг был молчалив, как и я.

Миновав заросли бамбука, дорога привела нас в деревню. Обходя лужи и лужицы, мы шагали мимо хижин, крытых соломой, мимо домов под железной крышей, мимо кухонь и пристроек, мимо тропинок, ответвлявшихся к жилищам. Дворняжки встречали нас громким лаем. Зная задиристый нрав Джонни, Тобиб внимательно следил за ним и, когда тот бросался вперед, чтобы схватиться с деревенскими собаками, строгим окриком возвращал его к себе. Вот позади остался пруд, банановая роща, — мы вышли за околицу.

Перед нами простирались обширные поля и луга: поодаль высокой стеной стояли джунгли, близко подступавшие в одном месте к дороге.

Осень в нашем краю не страдная пора, земледелец в это время года отдыхает от полевых работ. Открывшиеся нам просторы были почти безлюдны, лишь кое-где крестьяне пасли коров, да на залитых водой рисовых полях мальчишки, раздвигая руками кустики риса, ловили мелких рыбешек.

Мы шагали, занятые своими мыслями. Будь в поле побольше народу, уж кто-нибудь непременно подошел бы к нам и стал донимать расспросами, а сейчас некому особенно было и внимание-то на нас обращать. Подпаски таскали на голове охапки скошенной травы, взрослые почему-то сторонились нас. Должно быть, в этой деревне жил не очень общительный народ, во всяком случае, никто не любопытствовал, кто мы, откуда, куда направляемся. Более подходящей обстановки для спокойных размышлений и представить себе невозможно!

За околицей Джонни взял на себя роль проводника. Вот уж где он дал себе волю! Обнюхивая землю, пес быстро бежал вперед, а заметив какую-нибудь птаху вроде воробья, пытался ее поймать. Эта игра недолго занимала мое внимание. Дорога здесь была узкая, по обеим сторонам ее зеленели рисовые поля, и взгляд мой снова спешил на свидание с природой.

Мы подошли к небольшой группе деревьев посреди поля. У их подножья раскинулись заросли высоких сорняков, занимавшие бигхов этак пятнадцать — двадцать. Мы остановились в нерешительности: стоит ли углубляться в этот бурьян. К тому же и о возвращении пора было подумать. Вдруг в той стороне, где джунгли подходили к дороге, я заметил большой пригорок. Рядом — пруд с высокими и довольно крутыми берегами. Несколько дальше теснились курчавые джамы, огромные тамаринды и другие деревья с разнообразными по форме сучьями и ветвями — их названия были мне неизвестны.

— Пойдем вон туда, — предложил я Тобибу, — посидим, отдохнем, а там и в обратный путь.

Тобиб согласился. Мы свернули с дороги на тропинку, протоптанную по гребню межевой насыпи, отделявшей один участок рисового поля от другого. Джонни по-прежнему бежал впереди.

И вот мы на пригорке, похожем на небольшой островок, возвышающийся среди моря. Куда ни взглянешь, всюду буйная растительность, даже под ногами расстилается толстый мягкий изумрудный ковер. Я сел на траву и усадил рядом с собой моего друга.

— Да, чудесное местечко, ничего не скажешь, — восхищенно заметил Тобиб. — Другого такого не найти на всем белом свете.

Мы оба были в упоении. Вдруг в чащобе раздался шакалий вой. Выл не один, не два шакала — целая свора! Джонни с громким лаем помчался в сторону джунглей, тут, откуда ни возьмись, вывернулся заяц, и Джонни тотчас же увязался за ним.

Тобиб несколько раз окликнул своего пса, но тот мелькнул где-то возле зарослей сорняка и исчез. Тобиб начал звать громче.

— Перестань, — попросил я его, — дай насладиться тишиной.

Тобиб смолк, однако теперь он уже не любовался природой, а искал глазами собаку. Мой друг очень любит животных, а в своем Джонни просто души не чает. Терпения Тобибу хватило минут на пятнадцать — не больше.

— Джонни! Джонни! — громко закричал он, но пса и след простыл.

Тобиб встал. Я хорошо знал его, и мне было понятно, как он обеспокоен исчезновением собаки. Я тоже поднялся на ноги, и мы вдвоем отправились на поиски. Тобиб искал пса даже в зарослях сорняка, но все было напрасно.

— Вернемся на пригорок, — предложил я спустя полчаса, — оттуда далеко видно.

Так мы и поступили. Теперь нам уже было не до красот природы. Тобиб не находил себе места. Он вскакивал, звал Джонни, садился опять, а немного спустя начинал все сначала,