Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

края. Но именно теперь, когда все стало ясно, Абай, лежа в постели перед сном, задумался о каком-то далеком ауле, куда звал Майбасар и где жила его невеста Дильда. И он ощущал некое тайное волнение, думая о ней, пытаясь представить ее.

Он не поехал. Но увидеть ее все же Абаю хотелось. Говорят, она красива. «Ее подбородок - как молодая луна, ее шея - как у сокола-балобана». Так ее описывал дядька Майбасар. И Абай пытался представить себе, какие бывают шеи у соколов-балобанов, у ястребов-тетеревятников. Ну, конечно, красивые у них шеи, нежные, белоснежные. И вдруг Абай поймал себя на том, что он не первый раз с волнением задумывается о Дильде.

«А может быть, все-таки надо было поехать?» - пришла мысль вместе с волной горячего туманного сожаления. Но тут же он вспомнил, какими грубыми намеками, при которых он весь вспыхивал от стыда, Майбасар и другие затаптывали его сокровенные чувства. Да, его душа ищет Дильды, стремится к ней.

Но душа должна найти ее, не проходя через все эти тягостные, навязчивые, постыдные для него рутинные обычаи сватовства, вручения калыма, поездок к родне невесты...

С подобными мыслями Абай долго ворочался в постели. Сон пришел не сразу.

Наутро, как и наметил Кунанбай, он и его люди отправились в обратный путь. Каждая группа, покидая квартиры, двигалась по улицам отдельной ватагой, и только за городом они соединились в единый караван.

Пришли проводить Кунанбая многие баи и старшины города со свитой, на дороге их собралось около сотни всадников. Когда караван тронулся, провожающие остались стоять на дороге, а человек тридцать отъезжающих медленно двинулись в путь. Им вдогонку летели возгласы: «Кош!.. Кош, мырза! Счастливого пути! Благополучной дороги!» Караван взял направление в сторону родных краев Тобыкты.

Путь от Каркаралы до Чингиза предстоял весьма долгий и тяжелый. В эту зиму обильный снег покрыл степь, выровняв ложбины и накрыв пригорки толстым белым одеянием. Постоянные сильные ветры с севера пригладили снежный покров и уплотнили его, как твердый панцирь. Бураны со снегопадом обрушивались чаще, чем обычно, иногда пурга продолжалась неделю и больше.

Январь, февраль - месяцы зимние. Они превращают в царство белой стужи беспредельный степной край с его отлогими холмами, потаенными оврагами, заповедными безлюдными урочищами. На всем пути причудливые снежные заструги, словно застывшие на бегу волны, свидетельствуют о пролетевших свирепых метелях. Накатанной верстовой дороги нет, порой приходится двигаться по снежной целине. А местами, выбирая более удобный путь, отряд мог двигаться только по три всадника в ряд, не более, поэтому караван растянулся длинной цепочкой, словно весенняя журавлиная стая.

Впереди отряда конных ехал сам Кунанбай на своем знаменитом длинном рыжем иноходце. У коня высокий, крутой зад, словно опрокинутый таз, грива светлая, корпус массивный, не сухощавый, как у многих иноходцев. Из всех своих дорогих скакунов владетель несметных табунов выбирал в поездки именно этого коня, особенно для длинных переходов по зимнему пути. Массивный, величавый ага-султан одет в шубу-жаргак из шкурок черных жеребят, перехвачен кожаным поясом с серебряной отделкой; на голове его пушистый тымак из огненной лисицы, накрытый черным бархатом. Его лисья шапка под цвет рыжему коню. Приученный к мерному резвому шагу, передовой иноходец принуждает и остальных скакунов, следующих за ним, двигаться размеренно и ходко.

Аймандай, молодой конь Абая, при небыстрой иноходи передового идет обычным дорожным бегом, но когда тот набирает ход, вынужден пускаться в галоп. Поскок его при этом очень жесткий, неудобный, изматывающий всадника.

- Апырай! До чего тупой ход! Как будто на бревно посадили и встряхивают! - жаловался Абай атшабару своего отца, Карабасу.

На деле же виною был не только жесткий ход Аймандая. В первый день пути Абай, давно не ездивший верхом, сам не мог приноровиться к бегу лошади. И у него словно все внутри отрывалось, он едва мог усидеть в седле, затруднялся даже нагнуться и подобрать разъехавшиеся полы шубы.

- Терпи, ничего с тобой не случится, - утешал его Карабас. -Скоро приноровишься, жилы подтянутся. Ты только прикрывай ноги полами чапана! - советовал он.

Будь его воля, Абай ехал бы себе неторопливым дорожным ходом. Но рассчитавший весь путь по дням и часам, точно предписавший, когда в каких аулах предстоят ночевки, Кунанбай никому не мог позволить нарушить срок каждого перехода. Поэтому он и ломил сам путь впереди отряда, подставляя себя встречному морозному ветру, не посылая вперед своих шабарманов и атша-баров, которых он в других случаях никогда не щадил.

Такого неукоснительно строгого порядка в дневных пробегах придерживались во все дни долгого перехода. Но, несмотря на беспощадную гонку в пути, Кунанбай постоянно был вынужден задерживаться с выездами из аулов, где бывала ночевка. Все аулы на пути: Шубартау, Абыралы, Дегелен и другие, особенно окраинные аулы Тобыкты, располагавшиеся по западную сторону от Чингиза, устраивали Кунанбаю такие пышные и торжественные встречи, словно он возвращался с хаджа из Мекки, а потом, в великом рвении гостеприимства, старались еще и задержать у себя подольше...

На устах у ревнителей веры - у аксакалов, у мулл и суфиев -было одно и то же слово: «Мечеть! Мечеть!». Аксакалы угодливо твердили: «Ты хоть из простого рода, но вознесся ханом!», «Из кровопролитной схватки вышел целым и невредимым!», «Стал, словно нар могучий, в награду увешанный бубенцами!» И все попутные аулы безумствовали в желании угодить ему.

Старшины многих аулов, расположенных на пути кунанба-евского каравана, побывали этой зимой в Каркаралинске, там имели памятные встречи с Кунанбаем, после чего были решены в их пользу многие тяжебные вопросы, споры-раздоры. На возмещении убытков с виновных, на штрафах по суду биев некоторые из этих старшин крепко нажились - или вконец разорили своих противников.

Вот и старались теперь в четырех-пяти попутных аулах, акимы которых имели в городе встречи с Кунанбаем, достойно отблагодарить его. При проводах гостей в дальнейший путь старшины отводили Кунанбая в сторонку и беседовали с ним наедине, задерживая нетерпеливый караван. В результате этих бесед к каравану присоединялись ведомые на поводу отборные кони и отгульные кобылы.

Неожиданно выпавшие дары - двух вороных иноходцев, одного черно-белого пегого коня, еще трех гнедых лошадей - погнали молодые конники, Карабас также вел на длинном поводке вороного красавца. Абай поначалу не придал особого значения такому прибавлению лошадей в караване. Но по мере продвижения к тобыктинским землям число подаренных коней заметно росло. И под конец пути в караване почти не оставалось джигита, за которым не следовала бы в поводу дарованная лошадь. Когда пришли на окраинные земли