Приключения трех джентльменов. Новые сказки «Тысячи и одной ночи» - Фанни ван де Грифт Стивенсон

что ему остается только одно: пойти за ней по пятам украдкой, и хотя эта роль и представлялась ему довольно гнусной, он не сомневался в том, что справится с ней благодаря своему детективному таланту.

На следующий день он решил осуществить свой план. Однако на углу Тоттенем-Корт-роуд сеньорита неожиданно обернулась и столкнулась с ним лицом к лицу, изобразив удивление и радость.

– Ах, сеньор, даже мне иногда благоволит удача! – воскликнула она. – Я как раз искала посыльного!

И с прелестной улыбкой отправила его в лондонский Ист-Энд[49], по адресу, найти который ему не удалось. Для рыцаря без страха и упрека это оказалось горькой пилюлей, однако, когда он возвратился вечером, утомленный бесплодными поисками и разочарованный претерпленным фиаско, барышня встретила его с дружеской веселостью, уверяя, что все это к лучшему, ведь она передумала и уже давно раскаивалась в том, что отправила с ним записку.

На следующий день он возобновил усилия, сгорая от жалости, преисполнившись мужества и намереваясь защитить Тересу даже ценой собственной жизни. Но тут его поджидала неприятность. На узенькой и пустынной Хэнвей-стрит она внезапно обернулась и обратилась к нему, как никогда резко, как никогда гневно сверкая глазами.

– Вы и в самом деле преследуете меня, сеньор? – вскричала она. – Неужели так ведут себя английские джентльмены?

Гарри принялся рассыпаться в самых униженных извинениях, умолял простить его, клялся ничем более не обидеть ее и наконец был отпущен с глаз долой, подавленный и помрачневший. Конец его уловкам и ухищреньям был положен окончательно и бесповоротно, он отказался от подобного способа служить своей даме сердца и снова принялся слоняться по площади или на террасе, мучимый раскаянием и любовью, восторженный и нелепый, подходящая мишень насмешек и предмет зависти мужчин постарше. В эти праздные часы, моля судьбу хоть на миг показать ему возлюбленную, он естественным образом стал приглядываться к манерам и внешности всех, кто приходил в дом. В особенности внимание его привлек один гость, время от времени навещавший молодую леди, человек весьма высокого роста, отличительной чертой которого была сомнительного вкуса борода, оставленная на манер американского проповедника только на подбородке. Что-то в его облике раздражало Гарри, постепенно его неприязнь стала перерастать в отвращение, а когда наконец он нашел в себе мужество спросить у прекрасной кубинки, кто этот человек, то ответ тем более его сразил.

– Этот джентльмен, – произнесла она, пытаясь удержаться от смеха, – этот джентльмен, не стану скрывать от вас, предлагает мне руку и сердце и торопит меня с ответом, выказывая самую благоговейную и почтительную пылкость. И что же мне сказать ему? Должна я, несчастная Тереса, принять или отвергнуть его ухаживания?

Гарри не решался вымолвить более ни слова; его охватили ужасные муки ревности, и он едва сумел сохранить присутствие духа, вежливо попрощаться и уйти. Оставшись один у себя в комнате, он всячески предался отчаянию. Он обожал сеньориту, обожал страстно, однако его безмерно угнетала не только мысль о том, что она может выйти за другого, но и непоколебимое убеждение, что поклонник ее недостоин. Герцогу, епископу, прославившемуся победами полководцу или любому мужчине, наделенному безусловными положительными качествами, он уступил бы ее с горечью, но смиренно; он так и видел мысленно, как на почтительном расстоянии следует за свадебной процессией; так и видел, как возвращается в свой бедный дом, отныне лишившийся главного сокровища, и, хотя и чувствовал, что вот-вот расплачется от горя, полагал, что способен вынести удар судьбы стоически. Однако ухаживание «американца» выглядело совершенно иначе. Человек этот явно не мог считаться джентльменом: он держался неуверенно, вздрагивал при малейшем шорохе, то и дело испуганно оглядывался, точно беглый преступник, он словно не ходил, а крался, ногти у него были невычищенные, он старался ни с кем не встречаться взглядом, возможно, он только притворялся влюбленным, а на самом-то деле был замаскированным кубинским шпионом! Гарри поклялся разгадать его тайну и следующим же вечером, примерно в то время, когда к прекрасной сеньорите обычно наведывался ее воздыхатель, занял место, откуда открывался вид на все три выхода с площади.

Вскоре после этого к двери с грохотом подкатила извозчичья пролетка, из нее выскочил человек с американской бородой, расплатился с кебменом и на глазах у Гарри вошел в дом, взвалив на спину коричневый сундук. Через полчаса он снова вышел, теперь уже без сундука, и быстрым шагом направился на восток, а Десборо, с тем же искусством и с той же осторожностью, что он уже продемонстрировал, следуя за Тересой, двинулся по пятам за ее поклонником. Недостойный ее воздыхатель принялся фланировать, якобы с интересом разглядывая витрины маленьких фруктовых и табачных лавочек, дважды торопливо поворачивал было назад, а потом, словно внезапно поборов охватившие его на миг сомнения, вновь двинулся решительным и быстрым шагом по направлению к Линкольнс-Инну[50]. Наконец, в каком-то глухом узеньком переулке он обернулся и, подойдя к Гарри с лицом, побелевшим и словно бы мгновенно постаревшим, довольно строго осведомился, не имел ли он удовольствия видеть его прежде.

– Имели, сэр, – отвечал Гарри, несколько смутившись, но хорошо скрывая замешательство, – и скажу без обиняков, я следую за вами нарочно. Несомненно, – добавил он, ибо полагал, что все мужчины только и думают, что о Тересе, – вы сами можете догадаться, с какой целью.

При этих словах человек с американской бородой задрожал мелкой дрожью. Несколько секунд он тщетно пытался обрести дар речи, но от страха ничего не мог из себя выдавить, а потом, резко развернувшись, стремглав бросился бежать.

Поначалу Гарри был столь потрясен, что даже не сразу кинулся за ним вслед, а когда пришел в себя и помчался за «американцем», то все его усилия не увенчались ничем: прямо у него на глазах «американец» вскочил в экипаж, и двуколка тотчас же исчезла в лабиринте оживленных улиц Холборна[51].

Озадаченный и раздосадованный таким странным поведением, Гарри вернулся в дом на Квин-сквер и впервые осмелился постучать в дверь прекрасной кубинки. Услышав: «Войдите!», он переступил порог и обнаружил, что она стоит на коленях возле деревянного коричневого сундука с безутешным видом.

– Сеньорита, – вырвалось у него, – я очень сомневаюсь в том, что ваш поклонник – тот, за кого себя выдает. Узнав, в том числе и от меня лично, что я слежу за ним, он повел себя не так, как пристало бы порядочному человеку.

– О! – воскликнула она, в отчаянии всплеснув руками. – Дон Кихот, Дон Кихот, вы опять сражались с ветряными мельницами?

А потом со смехом добавила:

– Бедняжка! Как вы, должно быть, его напугали! Да