Венгерский рассказ - Клара Бихари

Провозишься с ним день, и к вечеру ходишь балда балдой. Скажите, как носятся, будто вожжа под хвост попала. Весь завод словно вверх дном перевернули, где уж тут ножницы починить. А ведь в воскресенье можно бы чеканить: беседка совсем обросла, и погода, видать, подходящая будет».

Начальник мастерских со своей свитой удалился, и Помера снова зажег горелку. Прячась за пластину, пригнал части ножниц, сталь начала накаляться, уже упали первые капли жидкой меди, когда за спиной Померы остановился бригадир Цирок.

— Каково, старина, а?

Помера вздрогнул и задвинул горелку. Коробка опрокинулась, и белый порошок рассыпался на верстаке. Помера кинулся нагревать пластину, будто собираясь сваривать ее, потом спохватился, что в руках у него медный припой: Цирок ведь не дурак, чтоб поверить, будто он медью сваривает алюминий. Помера погасил горелку; нервничая, достал сигарету.

— О чем вы? — буркнул он, едва обернувшись.

— Вот о чем! — Цирок указал вверх.

— А мне-то что?

— Разве не вы вечно жаловались, будто «в этом сарае темно, как в волчьей яме»? Вот теперь поглядите, как засверкало-то все. И кто бы подумал, что это так просто!

— Очень даже просто: теперь уже слепнешь не от темноты, а от света! Повесить бы надо того, кто построил этот склеп! — Помера старался повернуться так, чтобы загородить собой ножницы.

— Эх, дядя Помера, — заулыбался Цирок, — опять не слава богу: теперь вам уже свет мешает. Вы, видно, сами не всегда знаете, чего хотите!

— Знаю я, очень даже… — процедил Помера и замер: Цирок приблизился к тому месту, где лежали ножницы. Было поздно — бригадир заметил их.

— Вот что, дядя Венцель, когда вы это сделаете… возьмитесь за работу… Сегодня после обеда машина должна быть готова…

И тотчас же отошел. Цироку чем-то нравился этот ворчливый старик, и ему сегодня вовсе не хотелось пускаться с ним в пререкания.

«Заметил ведь. Хоть ничего и не сказал. А сделай потом что не так, услышишь: «А ножницы? Халтурка?» Я у него в руках. Он попустительствует мне, чтобы выжать из меня потом все соки и чтобы бросить мне в лицо, не успей я с чем-нибудь: «Для ножниц у вас нашлось время, да? С ними-то вы небось в два счета управились?» Хоть бы узнать, чего он около меня крутится? Чего ему надо? Поглядывал бы за своими дружками, так нет же! И все из-за этих клоунов там, наверху! Не ползай они тут, надо мной, точно мухи по стеклу, не приведи их сюда лихая сила — и ничего, обошлось бы. Это они переворачивают тут все вверх дном, они и беду накличут на человека! Теперь, когда стало светлей, меня видно даже вон с того конца мастерской».

На равном, небольшом расстоянии одна от другой взмыла лестницы; на них гнулись-изгибались упругие спины чистильщиков: щетки, тряпки перелетали из руки в руку, увеличивая поле, сквозь которое прорывалась в мастерскую синева неба.

«Того и гляди уронят ведро или стремянку, а то и сами грохнутся да еще прибьют собой кого-нибудь». Помера одним глазом наблюдал за чистильщиками, а другим следил, не грозит ли ему самому опасность. Потом огляделся. Никого вблизи не было, и он наконец спаял сломанное лезвие садовых ножниц. Но едва соединил винтиком лезвия и для проверки отрезал бумажку, как снова почувствовал на своей спине взгляд Цирока.

— Отличные ножнички! Можно мне на них поближе поглядеть?

Помера проводил ножницы таким взглядом, каким, должно быть, наседка провожает выхваченного из-под ее крылышка цыпленка.

— Да не трогайте вы их маслеными руками, — проворчал он, — а то напильник потом не возьмет.

Цирок одобрительно смотрел на ножницы, несколько раз щелкнул ими.

— Погляжу, мастер вы на все руки! — заметил он, возвращая ножницы Помере. — Завидую вам. Но, видите ли, дядюшка Помера, — продолжал он просящим голосом, — нам бы поскорей кузов… Нынче явятся за машиной. Только что звонили.

Помера сделал вид, будто не слышит. К чему говорить без толку! Все равно ему теперь долго покоя не будет.

— Вы это дело отложите пока, — убеждал мастер, — никуда ножницы от вас не денутся!

— Знаете, мил человек, известное дело: кто ближе к огню…

— Не все, однако, греют руки, находясь у огонька.

Помера швырнул ножницы на верстак.

— Да что вы ко мне привязались? Что вы меня учите? Я, кажется, к вам в ученики не поступал!

Цирок невольно стал искать глазами своего ученика. Долговязый парнишка с коротко остриженными волосами в это время тихонько лил из стакана воду в карман своему зазевавшемуся напарнику. Молодые рабочие, опустив руки с инструментами, смеясь, наблюдали. Но Цирока нынче и это зрелище не могло вывести из себя.

— Поймите же, дядя Венцель, — мягко увещевал он Номеру, — я поручил вам мойку машин для того, чтобы вам было легче. Не можете же вы допустить, чтобы те десять пятьдесят, которые вы получаете в час, зарабатывала для вас молодежь.

— Не бойтесь, пока что я свои деньги без чужой помощи зарабатывал.

— Еще бы не заработать на мойке машин! Тут ваш заработок может подскочить вдвое! Так что не будем спорить! А ведь у нас есть и такие участки работы, на которых вы бы без штанов остались. Ну ладно, мне надо идти, ждут машину.

«Так вот в чем дело. Расценки для моей работы слишком высоки. Он лопается со злости, что я не надрываюсь, выполняя норму. Где ему, да и этим всем понять, что я работаю с умом, а не вслепую, другой на этом участке ни гроша бы не заработал! Но я ведь как-никак сорок пять лет постукиваю по листу, да и школы не теперешней! Каждое движение у меня отработано, сам сделал специальный инструмент, сам изготовил шаблон, когда ничего еще не было, а теперь я должен ему показывать класс, чтобы он вносил рационализаторские предложения и получал грамоты, премии, похвалы за мои знания? Пускай снимает меня, мне и так ясно, куда он гнет. Пусть берет другого на мое место, пусть сам занимает его. Я прекрасно знаю, чего ему надо».

Тем временем Цирок подговаривал молодых рабочих.

— Давайте подшутим над Померой. Сделаем вид, будто с его машиной занимаемся, интересно посмотреть, какую мину он скорчит.

Парням игра пришлась по вкусу, они стали суматошно возиться около машины, ударяя деревянными молотками по облицовке — конечно, осторожно, чтобы не попортить, и вместе с тем стараясь наделать побольше шуму; грохотали впустую, но так, что весь гараж гудел. Озорники то нагибались, то выпрямлялись, то лезли под раму, наблюдая одним глазом за стариком: когда же он спохватится.

Вдруг Помера весь побелел.

«Значит, он и на