Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Какая казахская голова, какой шенен-оратор может так точно посчитать всех казахов? - вторил ему Самен.

- Он и вправду, как говорит Оразеке, будущий хан казахов, -сказал, поглядев на отца, Елеу.

- Да, и сам - истинных ханских кровей, - подал свой голос Шубар.

- Полагаю, он задумал пересчитать всех казахов, а затем и объединить их навеки! - заключил Жиренше.

Воодушевленный всеобщим восхищением и также весьма хлебнувший кумыса Азимкан продолжил излагать статью из «Энциклопедического словаря», которую он когда-то вытвердил наизусть. Теперь торе перешел к дополнительным сведениям, набранным в книге мелким шрифтом:

- Помимо перечисленных казахов, около сорока тысяч населения Уральской, Торгайской областей располагаются до самых Уральских гор. Казахи живут даже в таких уездах, как ВерхнеУральский, Челябинский, Троицкий. Тысячи казахов проживают на территории Хивинского ханства. Среди теке-туркменов по берегам Амударьи проживают около сорока тысяч казахов. В Самаркандской области насчитывается двадцать тысяч, а в окрестностях Каспия - еще более сорока. Немало казахов располагается на территории Китая, в верховье Черного Иртыша, на южных отрогах Алтая, между его грядами, по этой, по той стороне Тарбагатая и Сауыра75.

Слушая все это, даже не успевая осмыслить, каждый тобык-тинский бай, прежде качавший головой и цокавший языком, теперь уж и вовсе сидел с раскрытым ртом от удивления. Будто бы выражая всеобщее мнение, с короткой, но пламенной речью выступил Оразбай:

- Дай Бог тебе удачи, голубчик Азимкан! Уже вторую неделю слушаю твои слова, не могу нарадоваться на тебя, даже и не знаю, что еще сказать в благодарность! Кому, как не тебе, каждый из нас может теперь сказать: «Ты - хан мой, я - подданный твой»? Иные казахи, мнящие себя мудрецами, даже жертвенными агнцами не смогут стать для тебя.

Сказав так, Оразбай громко расхохотался, подмигнул единственным глазом Жиренше, кивнул Азимбаю. Оба они, конечно, поняли, что под недостойным жертвенным агнцем он разумеет Абая, с которым был во вражде, как всем уже давно казалось, - вечной, непримиримой, начавшейся, видимо, еще с колыбели...

Когда уже под утро гости стали расходиться, источив Азимкану-торе все возможные запасы славословия, тот вдруг прервал Шубара, который приставал к нему с какими-то невнятными объяснениями по поводу чего-то незначительного, неожиданным вопросом:

- Правда ли, что в здешних местах есть некий Абай, сын Ку-нанбая, который пишет стихи и знает русский язык?

Шубар, который как раз бормотал в это время что-то вроде: «Мне бы хотелось узнать у вас... поведать кой о чем...»- остолбенело уставился на торе.

Да, конечно, он знает тут одного Абая, он, кстати, его близкий родственник. Кумекает и по-русски. Шубар был в замешательстве. Сказать правду об Абае он не мог: зависть затыкала ему рот. Но Азимкан вдруг спросил напрямую:

- Правда ли, что Абай переводит на казахский язык русских поэтов?

Похоже, Азимкан знал гораздо больше, чем это предполагал Шубар.

- Да, Абай переводит с русского, - сказал он наконец правду. - Сам пишет. Часто читает мне свои сочинения. По-родственному, - добавил Шубар, делая вид, что потому был столь сдержан, что не хотел, чтобы все подумали, будто он расхваливает своего родственника.

- Может, знаешь, какие стихи Пушкина, Лермонтова он перевел? - спросил он.

Тут только Шубар понял, что вовсе не стоит ему скрывать правду об Абае, ведь именно эта тема может помочь ему сблизиться с торе! Ох, хорошо, что он не ушел в гостевой дом вместе со всеми, а задержался подле чиновника.

- Знаю! - уверенно ответил Шубар. - Все стихи Абая знаю наизусть.

- Ну, я хочу услышать их. Будешь возле меня завтра и прочитаешь! Договорились? - спросил Азимкан.

Шубар часто закивал головой, что неожиданно рассмешило торе.

Он и вправду слышал об Абае, о его стихах, которые уже доставили ему немалое удовольствие. Летом прошлого года он заезжал из Петербурга в Семипалатинск, затем направился в сторону Каркаралинска. Заночевать пришлось у одного бая рода Бура, в ауле у подножия Семейтау. В соседней юрте слышался праздничный шум, похоже, там веселилась молодежь. Азимкан, сидевший за дастарханом с хозяином аула, стал прислушиваться к незнакомым песням...

Спросил хозяина: оказалось, гулянье устраивалось в честь приезда жениха, который прибыл не один, а привез с собой какого-то певца, довольно известного в окрестности Семейтау, среди людей рода Кокен. Азимкан немедленно попросил пригласить певца.

Это был весьма крупно сложенный казах, с круглым светлым лицом, которое удачно подпирала снизу черная подстриженная бородка. Певец удивил Азимкана не только своей приятной наружностью. Первое, что он спел, было «Письмо Татьяны».

Эти слова, прозвучавшие по-казахски, смутно что-то напомнили Азимкану, но само их явление в этой далекой глуши мешало сразу распознать принадлежность.

- Ну а теперь, - важно объявил светлолицый певец, - послушайте, что ответил на это письмо пылкий джигит Онегин.

Азимкан с удивлением понял, что его догадка оправдалась. Он быстро оторвал голову от подушки, потянулся к певцу и спросил в присущей ему простоватой манере:

- Ойбай! Не о джигите ли Онегине по имени Евгений ты тут говоришь?

Певец заметил, как бы между прочим, не оборачиваясь и намеренно важничая:

- Видать, ты и сам знаешь, господин хороший! Конечно, тут идет речь о Татьяне и Онегине.

- Е, а ты откуда их знаешь?

- Кто же их не знает?

- Да кто они такие, по-твоему?

- Как кто? Девушка и джигит. Про них написал Пушкин, такой же акын, как я, только русский. А песню про них, что на казахском языке, написал наш друг, большой акын Абай!

Светлолицый певец был не кто иной, как близкий друг Абая Мука. Именно от него Азимкан впервые услышал имя Абая и представлял его диким степным акыном.

В этом году, выехав на санак, двигаясь дальним путем от Ка-раоткеля, Каркаралинска, от самого Барнаула до здешних мест, он не раз слышал от разных людей песни, стихи, назидания, принадлежащие Абаю. И вот теперь, когда ему попался Шубар, знающий Абая, он целых полдня сидел, внимательно слушая песню за песней.

Впрочем, стихи сами по себе Азимкан не любил - знал их только в силу своего общего образования. Слушая Шубара из чистого любопытства, он совершенно не понял стихов Абая, тех, что были написаны по-казахски, на языке народа, к которому принадлежал и сам Азимкан.

Конечно, ему было любопытно послушать, как странно, забавно звучат на степном наречии Пушкин и Лермонтов, он был даже очарован этими словами и звуками... Но, едва Шубар