Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

class="p1">Львиную долю своего богатства Оразбай добыл собственноручно, а начало знаменитым тысячным табунам положил простым воровством. В молодости был горяч, творил по всей округе набеги, полностью доверяя поговорке: «Коль узнают - барымта, не узнают - сырымта»73.

Торе, которого ждали, отпрыск Жабай-хана, не особо лестно отзывался об Абае, что и понятно: чувствовалось, что это был сильный сановник, который ни во что не ставит ни самого Ку-нанбая, ни его сына. Как шепнул Сарманов, родовитый чиновный казах довольно хорошо говорил об Оразбае по пути сюда, зная о том, что сделал Оразбай в прошлом году.

Выйдя из Каркаралинска, проводя перепись на многих больших джайлау, он был достаточно наслышан о делах рода Тобык-ты. Дошли до него и слухи о том, как нынешней весной Оразбай, отрядив сто джигитов, совершил налет на кокенцев. Доносили, что он не только не порицал Оразбая за такое деяние, но и восхищался им, говоря: «Какая смелость - совершить налет! Чего только стоит лишь один такой поступок!» По слухам, он также назвал Оразбая самым крепким казахом края и обещал первым поприветствовать его среди тобыктинцев.

Наслышанный обо всем этом, Оразбай ни минуты не колебался, когда Елеу предложил поставить у подножия Коксенги-ра не тридцать, как просили, а целых пятьдесят белоснежных юрт, а посередине установить пять соединенных юрт, как ханскую орду, что было и лестью, и выражением высшего почтения славному торе. И теперь, прекрасно зная, что те донесут его слова кому надо, Оразбай не скупился на похвалы в адрес чиновника-казаха.

- Кому же воздвигать ханскую орду, как не ему? - с жаром говорил он перед семипалатинскими толмачами. - Он и русский чиновник, и самый достойный из казахов, родовитый, настоящий хан! Его удостоил своею милостью сам белый царь. Кому ж другому оказывать такие почести?

Несколько дней назад Оразбай предусмотрительно отправил навстречу чиновнику свой салем: «Пусть большой торе приезжает в Коксенгир и здесь проведет перепись людей всех четырех волостей рода Тобыкты. Раз суждено ему быть среди тобыктинцев, то уж мы примем его с честью. Пусть приезжает только к нам и да не решит кочевать ни на какое другое место».

В эти дни Оразбай всюду без умолку расхваливал будущего гостя, всем аксакалам, карасакалам рода Тобыкты, с кем сидел за трапезой или кого встречал в седле, говорил приблизительно одно и то же:

- Слышал я, что торе о многом сведущий человек. Умен, образован, так что многие наши казахи ему даже в подметки не годятся! Вот мне все уши прожужжали Абаем: он и знаток, он и образован... Посмотрим же, как будет выглядеть перед этим торе этот несчастный Абай! Ни дать, ни взять - как простолюдин перед муллой.

Наконец окрестности Коксенгира огласились заливистым звоном многочисленных медных колокольчиков - это на пяти крупных повозках, ведомых тройками отменных лошадей, приехал долгожданный гость Оразбая - большой торе Азимкан, в сопровождении молодых чиновников и толмачей, главным образом, своих сверстников, таких как Сарманов и Данияр. Отложив другие дела, он спешился в ауле Оразбая, с явным намерением поприветствовать его прежде всех.

Днями он работал, а вечерами гостил либо в доме самого Оразбая, или же, что чаще, - у Елеу. Вместе со своей свитой торе проводил время в удовольствиях, развлечениях, предаваясь вполне заслуженной неге. Все эти люди, приехавшие «с добрым и дружеским намерением», съедали за раз целого жеребенка-стригунка, да еще двух-трех ягнят раннего окота. Сидя в теплом кругу аксакалов, карасакалов, а также молодежи - Елеу, Азимбая, Самена, других аткаминеров во главе с Ораз-баем, знатный торе подолгу и с увлечением рассказывал о том, что видел и слышал в своей жизни.

Эти чрезвычайно интересные рассказы выставляли чиновника в самом выгодном свете, что подвигало и остальных на разные лады расхваливать его. Впрочем, на всех устах преобладало прежнее суждение, некогда высказанное Оразбаем: «Наш гость из знатного рода, он потомок хана, правившего Средним жузом. Весьма достойный человек, настоящий хан-торе! Похоже, и сейчас, при российской власти, именно он и будет начальником всех казахов края».

Эти слова и стали своего рода посланием, тотчас распространившимся среди баев, биев, хадж, волостных и атками-неров. Уже спустя неделю после приезда начальника до всех джайлау рода Тобыкты дошла слава о нем, впрочем, замешанная на чрезмерной лести и явно преувеличенных похвалах.

К примеру, волостные Азимбай, Самен, Жантай, приехавшие на сход издалека, тотчас передали весточки своим людям, специально приглашая их сюда. Дескать, скачите немедленно, познакомим с торе Азимканом! Знатный, влиятельный торе, как среди русских, так и среди казахов. Приезжайте, не пожалеете!

Именно таким образом, по салему Азимбая, в Коксенгир приехал Шубар. Было время, когда он стремился угодить Абаю, представляясь вполне благорасположенным другом. Все это оказалось сплошным притворством: на самом деле Шубар словно охотился за врагами Абая, стремясь найти с ними общий язык и даже завязать дружбу. У Шубара давно зрели свои замыслы против Абая, и он связывал их с его недругами.

Поняв, что Азимбай еще более упрям и напорист, нежели Та-кежан, да еще имеет весьма мстительную натуру, Шубар назвал его своим «близким родственником» и «закадычным другом». Порой, сидя вдвоем или в компании того же Такежана, они честили Абая, налепляя на него самые черные ярлыки. Все это продолжалось из месяца в месяц, из года в год, особенно в те времена, когда Абаю приходилось вмешиваться в различные раздоры степи...

Абаю не хотелось верить, что Шубар настолько коварен, хоть и чувствовал нутром его злобную душу. Понимая, что Шубар преисполнен зависти, Абай все же считал его неспособным на коварство и месть. Он и представить себе не мог, как ошибался на его счет: вот уже многие годы Шубар с величайшей осторожностью строил против него козни. Пуская перед собой кого-то другого, хитрого и жестокого, Шубар постоянно оставался в стороне. Он будто бы мстил Абаю, целясь из-за чужого плеча. В роли таких людей выступал то Оразбай, то Такежан, порой -Азимбай. Осторожно понукая плутоватых задир из своего рода, таких как Жиренше, Абдильда, выпускал их вперед, а сам прятался, исчезая за их спинами. Шубар всегда умел найти слова, чтобы натравить на Абая и городских баев - войлочника Сей-секе, мясника Касена, незаметно распалял, разжигая желание мести у Жакыпа, хазрета, халфе из мечетей, медресе.

В своих кознях Шубар ловко использовал знания, полученные им за годы обучения в медресе. Когда-то он достаточно начитался книг мусульманских мудрецов и вовремя мог блеснуть красным словцом, держать себя на высоте в общении с Азим-баем, Оразбаем, Такежаном