Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

- Омай, ничего тут особенного. Сегодня мы все должны затаить дыхание!

- Приступим к задуманному! - скомандовал Бостан.

По его распоряжению двадцать молодых джигитов, заворачивая табун, погнали его к подветренной стороне аула. Оставшаяся пятерка самых опытных разделилась на две части: Бостан и Конай, затем Кулжатай, Енсебай, Марка поскакали разными сторонами узкой долины между горами Кокена и Семейтау, по которой ожидался набег барымтачей.

Кулжатай первым заметил бесконечную, как показалось ему, вереницу верховых с поднятыми пиками, которые пересекали долину чуть наискось, разворачиваясь со стороны степи.

- Стой! - сдавленным голосом крикнул он и пригнулся к гриве коня.

Кулжатай был воин неробкого десятка, но, увидев заворачивавший по широкой дуге нескончаемый конный отряд вооруженных людей, невольно похолодел от страха.

- Е! Это большой набег! Врагов не сосчитать... Пропадай сегодня, Уак!

Енсебай рассвирепел не на шутку, услышав эти слова, и рявкнул приглушенно:

- Ну, шайтан тебя в лохматую бороду!.. Чего ты затявкал? Видишь врага - вот он, пришел, валится на тебя. А ты что думал? Будешь обниматься с ним? Жа, браток, страху на себя не нагоняй. Рванем сейчас навстречу им, покажемся, мелькнем - и уйдем в сторону. Пусть погонятся за нами, а мы уведем их в сторону. Мой чалый и твой буланый в темноте неразличимы, мы близко подберемся. А ты, Марка, на своем белом, заметен издали, поэтому стой здесь на месте, не шевелись. Как только услышишь, что мы закричали и повели за собою погоню, ты дай плетей белому и скачи в аул, кричи «Аттан!» - поднимай тревогу.

Енсебай закусил в зубах тесемки наушников тымака и ткнул концом кнутовища в бок Кулжатаю: «Вперед!»

- Е, подождем немного, может, скоро кончится отряд. Как только хвост покажется, мы его сзади ударим, а?

Енсебай молча с размаху стегнул плетью буланого коня под Кулжатаем, и тот пулей полетел с места в карьер в сторону вражеской конницы. Рядом с ним, пригибаясь к гриве лошади, мчался Енсебай. Пристыженный Кулжатай начал приходить в себя, в сердцах стеганул чрезмерно сильно своего буланого плеткой и выскочил далеко вперед Енсебая. Стремительно налетели они на колонну верховых сбоку, примерно в ее середине, угрожающе, громогласно крича: «Бей! Круши!» Затем внезапно, не сбавляя хода, завернули по крутой дуге и понеслись прочь -в другую сторону от аула.

Вожак одного из отрядов барымтачей Кулайгыр успел заметить смельчаков - на расстоянии брошенного аркана.

- Вижу врага! - гикнул он во все горло и кинулся в погоню, увлекая за собой с десяток джигитов.

Боясь нарваться на засаду, Кулайгыр старался не упустить из виду двух всадников, зорко следил, не спешит ли кто-нибудь к ним на помощь со стороны. И вдруг эти двое мгновенно растворились во мгле вечера, словно призраки, растаявшие среди туманных ковылей. Кулайгыр круто окоротил коня, стараясь разгадать загадку, - что происходит? Куда делись выскочившие на них два всадника?

А тем было нетрудно скрыться из виду, завернув круто за скалу. Они были довольны: замысел их удался, за ними увязалась погоня. Теперь можно дать знать Марка, что он может лететь изо всех сил к аулам уаков и поднимать народ. Грозными, раскатистыми голосами они бросили в ночь воинственный клич:

- Аттан! Аттан!

Марка услышал и, нахлестывая белого коня камчой, стремительным галопом помчался в сторону озера. Врываясь в аул, он тоже зычным, страшным в ночи голосом закричал:

- Аттан!

Это был тот самый клич, которого боязливо ожидали мирные жители аулов вокруг Тущиколя на протяжении последних недель и дней. Ведь все эти дни дряхлые старики и старухи, маленькие дети и женщины перед отходом ко сну только и говорили о том, что «враг на подходе», «уведут лошадей», «прольется кровь», «воры идут на барымту».

И вот пришла та со страхом ожидаемая жуткая ночь.

- Аттан! Аттан! - раздавалось в тишине.

Но в аулах вокруг Тущиколя не спали. Джигиты сидели без огня, не разжигая костров, небольшими группами по двое, по трое. Никто из них не испугался тревожного крика в ночи. Все были готовы к схватке, предупрежденные о неизбежности нападения.

Марка пролетал по аулам на своем белом коне, беспрерывно возглашая: «Аттан! Аттан!», этот клич подхватывал весь аул, а затем он летел от аула к аулу через озеро и вскоре наполнил собой безлунную ночь над приозерной долиной.

Слышался плач детей и голоса встревоженных женщин, провожающих у юрт своих мужей и братьев, протяжные голоса матерей и старых отцов, дающих благословение на праведный бой с врагом.

И не успели тобыктинцы доскакать до кокенских табунов. Перед ними встали, словно возникнув из ночи, конные уаки и жатаки из других родов, - многочисленное войско, вставшее на защиту своей мирной жизни.

- На-за-ад! Отступись! - протяжно прогремело над тишиной приозерной долины.

Готовясь к атаке, Бостан поднял над головою соил. Его примеру последовали Енсебай и Марка. И вот кокенская конница кинулась во мгле на сотню барымтачей, и тем показалось, что на них набросилась неисчислимая орда всадников. В треске дубин смешались ряды джигитов с той и с другой стороны. Начался ночной бой степных конников.

Беспесбай искал встречи с Бостаном, налетел сбоку на него. Обменялись первыми ударами дубин, и Беспесбай почувствовал, насколько тяжелы и сокрушительны удары этого кряжистого батыра-кокенца. От сотрясения соилов, скрещивающихся в воздухе, осушились и заныли руки у Беспесбая. Он стал проворно кружиться около Бостана, конь которого оказался менее подвижным, чем у тобыктинца. И выждав момент, Беспесбай нанес быстрый, коварный удар соилом по руке Бостана. Рука эта сразу повисла, как плеть. Перехватив дубину в другую руку, Бостан нанес страшный ответный удар по темени Беспесбая. Кровь мгновенно залила его лицо. Он зашатался в седле, но на коне удержался. Едва сумел ускакать в сторону от широкоплечего батыра-земледельца. Вспомнив уроки Есентая, выхватил шокпар и принялся бить по виску и валить на землю лошадей противника.

Марка, Енсебай и рядом с ними другие кокенцы бились с ватагой барымтачей Дубая, Кусена, Саптаяка. Ночная схватка длилась долго, яростно, упорно. Было разбито немало голов, многие всадники потеряли коней и, сброшенные с них, лежали неподвижно на земле. Им грозил плен, когда поле битвы останется за победителями - той или другой стороны. Растеряв своих седоков, с диким ржанием носились по полю оседланные кони. Некоторые из них убегали в ночь, оглашая визгливым ржанием дальние пределы степи.

Превозмогая боль в раненой руке, Бостан с новой решимостью кинулся в