Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

бой, с криками «Бей их! Окружай!», круша врагов направо и налево. Вновь вступил в битву и Беспесбай с перевязанной головой. Он сразу, одного за другим, двумя ударами дубины выбил из седла двух табунщиков из кокенской дружины.

Ожесточенное сражение, шумное и яростное, шло по всей долине до самого утра. Уже наступил рассвет, потом взошло солнце, поднялось на высоту пики, а рассвирепевшие противники продолжали крушить друг друга.

Опытным, коварным и хитроумным был главарь тобыктин-ских барымтачей Беспесбай, но правильно выбранное, дружное противостояние кокенцев, организованное Бостаном, принесло им полный успех. Долго еще говорили в народе, как умно он поступил, распорядившись собрать в один огромный косяк лошадей тридцати аулов. Одновременно охранять табун и выставить большое ополчение против барымтачей, силами тех же табунщиков, объединенных в мощный кулак с джигитами боевой дружины, было замечательно мудрым решением.

Также было удачным ходом - вечером гнать лошадей в сторону Семейтау, а с наступлением темноты скрытно переместить табун к аулам с подветренной стороны.

Сто крепких, матерых барымтачей на ста отборных скакунах, заклявшихся не возвращаться с барымты, не захватив весь косяк, - даже и не увидели его в эту ночь своего разгрома и полного поражения.

И все же Беспесбай и Саптаяк сделали со своими людьми последнюю отчаянную попытку прорваться к табуну, но навстречу им вылетела из аула лава всадников, погнала их назад.

Наконец, подгоняемые все громче и победнее звучащими боевыми кличами кокенцев: «Аттан! Аттан!», «Окружай!», «Круши!» - тобыктинцы побежали. О великой добыче им теперь не приходилось думать - только бы спасти свои шкуры. Беспес-бай, Саптаяк и Дубай, сражавшиеся впереди своих ватаг, сговорились и быстро, все разом повернули коней назад. С криками: «Назад! Сражайся, отступая!», «Держись вместе!», «Не попадай в плен!» - главари кинулись в отступление, увлекая за собой поворотивших коней тобыктинцев.

Их на земле осталось лежать около десятка человек. Примерно столько же кокенцев сшибли с седел, поразбивав им дубинами головы, лихие джигиты барымты - Беспесбай, Жаркым-бай, Саптаяк, Дубай, Кулайгыр, Кусен...

Раненые тобыктинцы, не потерявшие сознание, увидели отступление своих и стали подбегать к ним, хвататься за уздцы, за стремена, умоляя захватить их с собой. Но не всем повезло, только человек пять-шесть смогли уйти от плена, забравшись на коней, сидя сзади отбивавшихся от преследователей барым-тачей.

Итак, не сумев захватить хотя бы одного жеребенка в аулах вокруг озера Тущиколь, тобыктинский отряд откатился назад, изрядно поредев. Налетчики бежали, продолжая на ходу отбиваться от наседавших победителей. А те гнали их до самой лощины Кандар и далее за перевалы Кокена, нещадно побивая. Только за Кокеном преследователи отстали, и тогда потрепанные, истерзанные барымтачи начали оглядываться и собираться вместе, считать товарищей.

Оказалось, что в отряде тринадцать человек утеряны, больше двадцати боевых коней с седлами не хватает. В сражении с дубинами, старинным оружием степняков, у многих разбиты головы. Некоторые, сидевшие за спинами уцелевших, притянутые к ним арканами, были без сознания, мотали окровавленными головами. Вид тех, что уцелели, был измученным и жалким, все они также были в крови.

У Беспесбая в бою сбили тымак, он туго перетянул окровавленную голову поясным платком. Кровь, стекавшая с его круглого выпуклого лба, оставила черные дорожки вдоль крыльев носа, застыв сосульками на усах и бороде. Саптаяк, с подвешенной на платке рукою, видимо, перебитой, еле удерживался в седле, весь согнувшись, опираясь на камчу грудью. Дубай, Жаркымбай, Кулайгыр и другие - все разбойники были ранены, в крови, с выбитыми зубами, с разбитыми кровоточащими коленями, по которым пришелся удар шокпаром..

Но ни один из матерых главарей набега не попал в плен, хотя им тоже досталось немало. Попавшие же в плен тринадцать ба-рымтачей все были из пастухов, табунщиков, дояров, верблюжьих пастухов, которых их баи втянули в барымту. И теперь вся тяжесть кары, которая последует за разбойное нападение, обрушится на их головы. Каждый из них будет называться отныне «врагом уаков».

Захмелевшие от кумыса кобылиц из табунов Оразбая, отправленные им на грабеж конокрады возвращались ни с чем, как побитые собаки, униженные и опозоренные.

Также оказались опозоренными Оразбай и все его окружение - Жиренше, Абралы, Такежан. В своей гордыне и спеси, - уверенные в собственном могуществе и безнаказанности, эти степные владетели несметных стад, собравшие сотню воров и отправившие их за легкой добычей, потерпели сокрушительное поражение. Чванливые, самонадеянные, они переоценили свои силы и воистину стали посмешищем перед всем народом.

2

Уже вторую неделю шел большой сход тобыктинцев, кочующих по волости Бугылы. Для схода был выбран дальний джай-лау, где ставили свои очаги люди из родов Тасболат, Есболат и Карамырза. Вся эта местность славилась сочной травой для покоса и обилием бегущей воды. Всюду, насколько хватало глаз, простиралась зеленая равнина с частыми проблесками ручьев, речушек и стариц, а посередине высился видный со всех сторон света Большой Коксенгир.

Так называлась единственная гора в округе, казавшаяся еще более высокой оттого, что на расстоянии конного перехода не было других вершин. Горы, стоящие за Чингизом, - Бугылы, Ма-шан, Акшатау, а также Карашокы, Тезекти, не менее высоки, но все же не кажутся таковыми, поскольку окружены значительными холмами и отрогами. Кроме того, Коксенгир притягивает взор своим иссиня-зеленым цветом, ясно выделяясь на ровной глади степи, как бы громогласно утверждая - я здесь!

У подножия Коксенгира, особенно с северной его стороны, где из глубины горы бьют многочисленные родники, расселилось великое множество людей. Ручьи с чистой ледяной водой бегут со склонов вниз, сливаясь в быстрые реки, которые, успокаиваясь, вьются по обширной низине. Эти благословенные места сенокосного разнотравья с живительной водой и горной прохладой, с густыми обширными лугами, удобными глинистыми склонами стали самыми лучшими джайлау на много верст вокруг.

«Нас тут и так видимо-невидимо!» - говорили местные степняки, постоянно разъезжающие по гостям, а теперь сами вынужденные принимать многочисленных пришлых участников схода. Это было не обычное собрание по поводу выборов и съездов, не ас, довольно редкий в этих местах, но чрезвычайный, впервые проводящийся среди местных казахов сход, который они промеж себя прозвали - санак72.

Временные жилища для участников схода были поставлены довольно причудливым образом. В самой середине заметным куполом возвышалась большая восьмиканатная юрта, к ней впритык примыкали четыре шестиканатных, дверь в дверь. Далее, окружая это крестообразное сооружение, в трех местах стояли, сомкнутые четверками, белые, разукрашенные орнаментом шестиканатные юрты, а вокруг уже без всякого плана размещалось не менее сорока небольших юрт. Издали казалось, будто здесь происходит некая грандиозная многолюдная ярмарка.