Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

до сих пор молча покачивался в седле, не слишком торопясь вступить в разговор. Сын Оразбая наловчился говорить весомо, с дальним прицелом, рассчитывая и выверяя каждое свое слово. Внимательно слушая первых двоих, он повторил некоторые факты, уже приведенные ими.

- Не буду говорить о прошлых делах, - начал он, - расскажу о том, что было нынешней весной. - Все дело в том, что этот Абай не только заступается за весь этот обнищавший сброд, но и науськивает, натравливает его на лучших, благородных людей нашего общества.

И Елеу, тщательно подбирая слова, порой замолкая, поведал о том, как Оразбай, собрав отряд, совершил набег на аулы рода Кокен. Зная, что Азимкан-торе особо хвалил Оразбая за это дело, оценивая его как отважное, решительное действие, как достойный гнев, совершенно не интересуясь справедливостью поступка Оразбая, Елеу не преминул заметить, что и здесь не обошлось без вмешательства Абая. Вместо того чтобы быть вместе с лучшими людьми рода Тобыкты, он отвернулся от них, назвал Оразбая, крепкого казаха, способного встать во главе рода, - как и сказал о нем по этому поводу Азимкан-торе, - так вот, Абай назвал Оразбая не иначе, как бестолковым сумасбродом! Сказал про кокенцев, дескать, они мирные земледельцы да портные, кроткие люди ремесла. Все его, Абая, заботы и чаянья только о них!

- Он даже пошел супротив двух своих младших сородичей, этих славных двух, - сказал Елеу, - что скачут теперь рядом с вами. И против старшего своего брата - Такежана. Говорит: прошли времена разбоя и набегов, надо избавляться от вековых устоев, старых обычаев! Сегодня, мол, жизнь становится хорошей, а будущее будет еще лучше.

Молча, внимательно выслушав всех троих, Азимкан задал лишь один вопрос:

- Кто это сказал ему такое, про лучшее будущее? Какое будущее ожидает казахов, о чем это он говорит?

Первым опять заговорил Шубар:

- В этом отношении Абай не говорит о казахах. Говорит о России вообще. Мол, в России скоро будут перемены, изменятся существующие порядки, будет даже другое правление...

- Кто же все-таки надоумил его так говорить? - опять спросил Азимкан, настораживаясь. - От кого исходят эти слова?

Шубар и на этот вопрос мог ответить исчерпывающе.

- Е, всех этих мыслей Абай набрался от своих многочисленных друзей, ссыльных из глубинной России! - сказал он, отчего Азимкан вздрогнул и завозился в своем седле.

Шубар же не унимался: он поведал о Павлове, знавшемся с Абаем последние восемь-девять лет, человеке темного происхождения и сомнительных взглядов, о других ссыльных. Когда он закончил, джигиты свиты, что ушли далеко вперед, уже подъезжали к аулу Абая.

- Елеу! - вдруг крикнул Азимкан-торе, осадив своего коня.

Все с изумлением посмотрели на него. Чиновник переменился в лице: его густые брови были нахмурены, челюсти крепко сжаты.

- Елеу, я изменил свои намерения, - твердо сказал он. - Не поеду к этому Абаю! Не вижу никакого Абая, достойного моего приветствия. Заворачивай всех обратно, - сказав так, Азимкан сам, рванув поводья, резко развернул коня и поскакал, не оглядываясь.

Хотя Елеу и Азимбай были озадачены столь внезапным решением, оно было встречено ими в душе с великой радостью. Оба тотчас поскакали во всю мочь, крича и размахивая камчами, быстро повернув джигитов назад. В тот же вечер, так и не повидав Абая, Азимкан возвратился в Коксенгир.

Оразбай, заслышав так скоро обернувшуюся ватагу, немедленно призвал к себе сына и набросился на него с расспросами. Слушая его рассказ, он прямо-таки не мог усидеть на месте, все просил повторить то суждения Шубара и Азимбая, как они честили его врага, то слова Азимкана-торе, как он порицал Абая, гневался на него. Радостный Оразбай то облокачивался на подушку, то вдруг замирал, выпрямившись, то опять начинал ерзать, сползая с тайтери, подстилки из шкуры жеребенка. Елеу, хоть и понимал чувства отца, сидел перед ним спокойно, излагая подробно все случившееся и произнесенное в этой не-состоявшейся поездке...

Прошло два дня, и Оразбай пригласил Азимкана-торе в свой большой дом, настоятельно передав, чтобы тот пришел к нему один. По замыслу Оразбая, им удалось поговорить втроем - третьим собеседником стал Самен, волостной правитель Коныркокше, бывший из одного рода с Оразбаем, несмотря на отдаленность своих земель. Не так давно Самен раскрыл Ораз-баю одну тревожную тайну, и теперь он решил поделиться ею со своим новым другом Азимканом-торе. Трое сидели без свидетелей, советуясь пока что накоротке, скрыто от кого бы то ни было.

Дело было в том, что через пятнадцать дней уездный глава Семипалатинска Маковецкий созывал чрезвычайный сход - шербешнай в ауле на Аркате, с целью расследовать столкновение между уаками и тобыктинцами. На сходе будут законно утверждены границы земельных владений двух родов.

Теперь уаки ходят по биям Семипалатинского уезда, надеясь на их помощь и поддержку. Обсуждать на сходе будут и набег Оразбая на уаков, тот самый, о котором весьма лестно отозвался сам Азимкан-торе. Рассказав обо всем этом, Оразбай выложил перед ним свою главную просьбу, вскользь заметив, что это будет единственное, о чем он хотел бы попросить.

Подводя к главному, Оразбай выразил опасение, что Абай выступит на стороне уаков, тем самым станет обвинителем из среды тобыктинцев. Но это немыслимо! Не от сановника, не от самих уаков прозвучат эти обвинения, а от тобыктинца. Не какой-нибудь рядовой обвинитель выступит, а сам Абай, имя которого весьма широко известно и в степи, и в городе. Что же произойдет дальше? Вслед за Абаем все роды, живущие на территории Семипалатинского уезда - Сыбан, Керей, Бура, Ма-тай, Найман - все объединятся и непременно набросятся на Тобыкты. Получается, что Абай пытается бросить достойных людей рода Тобыкты на землю под ноги другим.

- Именно это и будет самой тяжелой раной! - скорбно вскричал Оразбай. - И все из-за чего? Абай, по своей старой привычке, хочет заслужить себе имя справедливого заступника казахов, особенно обездоленного люда. Что мы можем противопоставить этому? Как мы поступим с этим Абаем, если завтра на шербешнае он свалит всех нас в один ров?

Как это ни странно, но Самен был еще пуще зол на Абая, чем сам Оразбай. На должности волостного он вынашивал немало собственных замыслов против него, но сейчас, будто позабыв о своих кознях, горячо поддержал Оразбая, обращаясь к молодому торе запросто, поскольку тот был его ровесником:

- Агеке, дорогой! Мы ждем от тебя совета, полагаясь на твой недюжинный ум, - начал он, не забывая, однако, и подольститься, для чего придал своему